Андрей Легостаев - Любовь прекраснее меча
— Как верховный король, твой повелитель, и как твой лучший друг и брат я освобождаю тебя от этой клятвы!
Радхаур откинул сбившуюся челку с глаз и проморгался.
— Спасибо, — сказал он наконец. — Только мне будет тяжело — Лорелла все время пред глазами.
— А как же Сарлуза, — спросил Ламорак. — Ведь она ждет в Фирстр… Ферстр…
Ну в этом каталоге алголианском, куда мы едем сейчас.
— Сарлуза… — Радхаур помолчал. — Я ее ненавижу… и люблю… Но я не прощаю подлости. Ни-ко-му! Гурондоль — благородный меч, от него погибнуть не зазорно.
Я убью ее сразу, как только увижу!
Радхаур отвернулся и друзья поняли, что он сдержит слово, что у него все обдумано и решено окончательно.
Что ж это его дело, они не имели права вмешиваться в чувства друга. Возразить было нечего, да и не хотелось возражать. Этвард и Ламорак на его месте, наверное, поступили бы так же.
Какое-то время все трое следили за одинокой чайкой, летящей за парусником.
Вдруг Радхаур заговорил. Ему необходимо выговориться, а перед кем он может быть откровенным, как не перед лучшими преданными друзьями?
— В первый день я просто не обратил на них внимания, не до того было. А во второй, одна сказала, что если я брезгую ими, если они мне не нравятся, то пусть скажу и приведут других, только для наследника Алвисида были отобраны лучшие. Я сел как дурак на ту роскошную постель и спросил: я что могу заняться этим самым с любой из них? А мне и ответили — хоть с каждой. Хоть со всеми вместе сразу, хоть порознь. И тут перед глазами Лорелла — как живая. Я сказал девушкам этим, шаблоньям, что устал и хочу спать, они ушли беспрекословно. Но с собой ничего не поделаешь, как не старайся, чего лукавить — очень хотелось с ними… До сих пор как о них подумаю — сразу странное волнение по коже… Они ж все разные и каждая красива. И стройные, как Лорелла, и полные, как Сарлуза, и высокие, и светлые, и рыжие — на любой вкус. То ли мне даже все равно, я сам себя не пойму, но мне с каждой хотелось. Но я сказал себе во второй день «нет»— ведь я ж поклялся! И в третий день, когда они взмолились не прогонять, хоть посмотреть на них внимательнее, я решил проверить себя: выдержу или нет испытание. Я приказал им всем раздеться и они послушно выполнили. Да еще встали в ряд, друг от дружки на расстоянии, да две сходили в свою комнату еще свечей принесли, чтобы мне видно лучше было. А я сидел на кровати с каменным лицом и сжимал кулаки, так что ногти врезались в ладони. Я попросил их потанцевать — они тут же запели какую-то очень плавную, тягучую алголианскую песню и затанцевали.
Господи великий, я до сих пор не понимаю как сдержался тогда.
Радхаур говорил медленно, вспоминая свои ощущения, Этвард и Ламорак внимательно слушали.
— Чувствуя, что сейчас сорвусь, я попросил их уйти. Тогда старшая шаблонья сказала, что если они мне не понравились, они сделают себе Дэлетс. Я спросил, что это такое. Они убьют себя — таковы их традиции… Отправятся к своему богу Алголу, в мир где нет зла. Я решил выбрать самую красивую, спросил, если я с одной останусь, то остальные не сделают себе самоубийство? Узнал, что нет, не сделают, они как сестры, выбрал одну — выбрал всех.
Радхаур замолчал. Этвард и Ламорак не перебивали, по-прежнему смотрели на сине-серую гладь.
— Я долго выбирал и остановился на симпатичной девушке с короткими волосами и родинкой на губе, специально, чтобы ни Лореллу, ни Сарлузу не напоминала. Но свое слово должен был сдержать. Когда все ушли она пошла было ко мне, но я попросил ее потанцевать еще. Она снова запела и танцевала. И глядя на нее одну я захотел в сто раз сильнее, чем когда их было много, у меня прямо в голове кружилось. И тогда, чтобы она обиделась, я спросил, а вот это самое место мое она может поцеловать… — Радхаур с трудом произнес эти слова сейчас, с трудом говорил их и шаблонье. — Она сказала, что сделает для меня все, что я захочу. Я долго смотрел на нее и как-то сразу понял, что я победил, что больше не хочу, что мне легко и просто. Я подозвал ее к себе, усадил за руку и сказал, что не хочу, чтобы она там с собой что-то сделала, но не могу с ней это… Что я поклялся… Я хотел ей рассказать про Лореллу и Сарлузу, но она своим пальцем закрыла мне рот и спросила можно ли ей просто спать рядом со мной — для нее этого достаточно. Мне было все равно, я победил…
Он посмотрел на друзей, ожидая, что они хоть что-то скажут. Но они ждали продолжения.
— Мне казалось, что я победил. Но когда она легла, я себя чуть не проклял — тепло от ее тела вновь взволновало меня. Она спала, а я так и не уснул, я чувствовал спиной прижимающийся ко мне упругий сосок, я даже слышал как ровно бьется ее сердце… Но мне было уже почему-то легче — я победил, хоть и тысячи раз пожалел о собственной клятве. Видно это… ну с женщинами, для меня много значит. И потом рано или поздно, мне все равно пришлось бы клятву нарушить — я обещал отцу, что род не прервется, что у меня будут сыновья. Но дама сердца, после гибели Лореллы у меня вряд ли будет, Я не просил тебя, Эмрис, освобождать меня от клятвы, но я благодарен тебе. Спасибо. Мне легче стало.
— Ты сильный человек, Уррий, — сказал Этвард посмотрев на названного брата. — Я горжусь тобой!
— Да, — выдохнул Ламорак. — Я бы так над собой издеваться не стал.
Они помолчали. Ламорак вдруг спросил:
— Слушай, Ур… Радхаур, я давно хотел попросить у тебя одну вещь, да все забывал.
— Какую?
— Покажи мне волшебный перстень, что тебе от отца достался. Хочу рассмотреть как следует…
Радхаур с готовностью достал чудесный амулет — он висел на груди на золотой цепочке. Радхаур однажды уронил его с пальца, когда входил в алголианский каталог, и теперь боялся случайно потерять. Вот и приспособил носить на цепочке.
Этвард и Ламорак склонились над перстнем, чуть не стукнувшись лбами.
Радхаур с готовностью снял цепочку с шеи и протянул фамильный талисман друзьям.
Ламорак первый взял его в руки и стал с интересом рассматривать. Этвард, стараясь не проявлять несвойственного королю нетерпения, посмотрел на море.
И вскрикнул, указывая рукой вдаль:
— Смотрите!
— Ты выбил перстень из руки! — закричал в ужасе Ламорак и тоже посмотрел на море.
К ним на полной скорости приближались три корабля угрожающего вида, на мачте каждого развевался черный флаг с грубо намалеванными песочными часами — символом смерти. Откуда они появились столь неожиданно, почему не бьет тревогу вахтенный?!
— Пираты! — словно в ответ на эти мысли прозвучал чей-то голос.
— Радхаур, я уронил перстень в море! Что делать?!
Пираты стремительно сближались с их кораблем.
Вышколенные матросы забегали по палубе. Сэр Таулас в восторге вскочил с места, забыв о морской болезни, выдернул из ножен меч и принялся приседать, разминая перед боем затекшие мышцы.
