Светлана Крушина - Северный пес
Любопытство же Катрины было воистину женским.
— Откуда это у вас? — поинтересовалась она без тени смущения.
— Много будешь знать — скоро состаришься, — отозвался Грэм нелюбезно. — Ты слышала, что я спросил у тебя, княжна?
— Слышала. Нет, мне меч не нужен… Что я, сумасшедшая? Я просто посмотреть хочу.
— Ну смотри, — усмехнулся Грэм.
И отныне Катрина тоже каждое утро болталась по двору, но без оружия, и, в отличие от братьев, закутанная в теплый плащ. Тем не менее, наблюдала она с большим интересом, хотя и заявляла, что драка — занятие для мальчишек.
Нинель довольно долго не подозревала, чем занимаются ее отпрыски по утрам. Два месяца прошло, прежде она проведала, что Морган и Катрина, вопреки ее запретам, проводят время на заднем дворе с ее непутевым братом. И проведала только потому, что Морган заработал замечательный фингал под глазом, который сам же себе и поставил: не удержал удар, и приложился об свой собственный меч, деревянный, но увесистый. Конечно, Нинель захотела узнать, откуда у сына, который всегда был тише воды, ниже травы, такой огромный синяк. Последовал допрос с пристрастием, и в результате Морган признался во всех своих грехах. «Заложив» заодно и сестру.
На следующий же день Нинель отправила в мужнино поместье обоих своих отпрысков, а сама осталась в замке, чтобы, по ее словам, ухаживать за матерью. Грэма не особо расстроил ни факт отбытия племянников, ни факт дальнейшего пребывания в доме сестры. Дел у него хватало, чтобы не заморачивать себе голову еще и этим. А вот Мэнни был явно доволен, одним махом избавившись от врага и заполучив все внимание Грэма целиком.
Таким образом Грэм прожил в отцовском доме почти до конца ноября. Уже лежал снег, Мэнни бегал в близлежащую деревню играть с тамошними мальчишками в снежки, а Грэма по-прежнему снедал тот же внутренний огонь, и по ночам он видел во сне одно и то же: подвалы Северной крепости и Ванду. И неизвестно, что именно причиняло ему большие муки.
Иногда, проснувшись, он едва сдерживался, чтобы в этот же момент не рвануть в Медею, к Ванде. Но он заставлял себя ждать. А огонь разгорался все жарче. Когда становилось совсем уж невмоготу, он уходил в склеп, чтобы поговорить с Гатой. Тогда он просиживал там весь день, и становилось значительно легче.
И вот, когда однажды он снова пришел к склепу, пробудившись от очередного, особенно яркого кошмара, он еще из-за деревьев увидел, что там кто-то есть. Какой-то человек. Вряд ли это была Нинель, она боялась таких мест и почти никогда не приходила к склепу. Грэм удивился, но прятаться не стал. В своем собственном парке бояться ему было некого. Он подошел ближе и с удивлением понял, что нежданный посетитель — женщина. Высокая, статная, она стояла, слегка склонившись, у входа в склеп. Видимо, она пребывала в такой задумчивости, что даже не услышала скрипа снега под его сапогами. Грэм, остановившись в десятке шагов от нее, кашлянул. Женщина вздрогнула, выпрямилась и обернулась.
Из-под опушенного мехом капюшона на Грэма взглянули темно-зеленые колдовские глаза, изумрудами сверкающие на маленьком бледном личике. Тонкая рука в черной перчатке поднялась, прикрывая удивленно округлившиеся бледные губы. Грэм же застыл, словно в него попала молния. Вот уж кого он не ожидал увидеть в своем парке, так это ее… Камиллу. Он узнал ее сразу, невзирая на прошедшие почти десять лет.
Она тоже его узнала, но, в отличие от него, не стала стоять столбом. Сделала несколько маленьких неуверенных шагов к нему, остановилась, вопросительно и требовательно взглянула из-под темных загнутых ресниц.
— Грэм? Это вы?
— Конечно же, я, — буркнул Грэм, стряхивая с плаща снег, осыпавшийся с веток деревьев. — Не ожидал встретить вас здесь, Камилла.
— Ага! — обрадовалась она. — Вы меня помните!
— Помню, — еще менее приветливо ответил Грэм. Он поцеловал протянутую ему маленькую руку и сухо поклонился. — Здравствуйте.
— Здравствуйте… А почему же вы не ожидали меня увидеть? Нинель разве не рассказала, что я иногда захожу в ваш парк, чтобы… чтобы зайти на могилу Гаты?
— Мы с Нинелью не разговариваем.
— Вот как… — протянула она. Теперь Грэм понял, что она все же изменилась: мелкие морщинки у глаз и губ, совсем иное выражение в глазах. Еще бы, тридцать три года — это не двадцать три. — Понимаю. Она отзывалась о вас без восторга.
— Так вы знали, что я вернулся? — немного удивился Грэм. — Почему же не заглянули в гости?
Она улыбнулась. Впрочем, улыбка ее больше походила на гримаску.
— Я не знала, обрадуетесь ли вы мне. Боялась, что мой визит будет вам неприятен, что я чем-то обидела вас. Ведь вы так неожиданно уехали… ничего не объяснив.
— Это было давно.
— Да, — согласилась Камилла. — Очень. Помогите-ка мне выбраться из этого сугроба.
Молча Грэм протянул ей руку. Вдвоем они вышли на относительно широкую тропинку, расчищенную Николасом по настроянию Грэма.
— Вы приехали верхом?
— Угу. Лошадь я оставила вон там, — она махнула куда-то в направлении ворот. — Не стала беспокоить вашего конюха из-за получаса…
— Николас не перетрудился бы, — буркнул Грэм. — Гости у нас бывают нечасто. А говоря точнее, и вовсе не бывают.
— Я помню ваш характер, — бледно улыбнулась Камилла. — Вы и раньше были не слишком-то гостеприимным молодым человеком…
— И едва ли вежливым. Боюсь, сейчас мой характер стал только хуже.
— Это нестрашно, — она немного помолчала, неспешно ступая с ним рука об руку по заснеженной тропинке. Ее роскошные каштановые локоны выбились из-под капюшона, и наполовину скрывали точеный профиль. Грэм поймал себя на том, что не может оторвать от них глаз. — Как вы считаете, будет очень невежливо напроситься к вам на чай? Я ужасно замерзла.
Через двадцать минут они вдвоем сидели в голубой гостиной, и страшно удивленная Элис составляла на столик перед ними с подноса чайник, чашки и все остальное. Камилла жалась к камину, протягивая к пламени замерзшие руки. Грэм наблюдал за ней, пытаясь понять свои чувства. Когда-то он почти любил ее, но сумел сбежать до того, как она полностью прибрала его к рукам. Сейчас и речи не могло идти о прежних чувствах — все заслонила Ванда, — но Грэм не мог не признаться, что Камилла волнует его. Во всяком случае, он смотрел на нее вовсе не равнодушно.
Ее бледное личико раскраснелось в тепле, блестящие локоны отсвечивали золотом, простое светло-серое платье сидело, как на королеве. Грэм отвернулся. Еще не хватало, чтобы… Ну просто Безымянный знает что!
— Вы совершенно зря побеспокоили Николаса. Я долго не задержусь, с моей лошадью ничего не случилось бы. Какой вкусный чай! — сказала она. — Ваша кухарка, — ее, кажется, зовут Укон? — замечательно готовит.
