Павел Шумил - Этот мир придуман не нами
— Что нам нужно сделать?
— Гордо и независимо прошествовать в двери. Странно, что музыки нет.
И тут музыка грянула. Очень торжественная музыка. Свадебный марш Мендельсона.
— Охламоны… — простонал я. — Под эту музыку полагается идти под руку с дамой. Желательно с невестой или женой. Миу, где ты? Шурртх, Миу, вы вторая пара. Идите так, будто весь мир принадлежит только вам. Если б был балкон, нас сверху обсыпали бы лепестками цветов. Но ни балкона, ни лепестков…
— Какие интересные и красивые у вас обычаи. Кррина, рядом! Представь, что ты моя жена, так требует обычай.
— Слушаюсь, свет моего сердца, — мурлыкнула серая рабыня. И они поднялись… Нет, ВЗОШЛИ по ступеням. Гордые и величественные! Никогда не научиться мне так держать спину. Поднимаюсь следом и жестами показываю, что думаю о своей команде. Фразу «весь мир принадлежит только вам» Миу понимает своеобразно: раз так, его нужно срочно осмотреть и, по возможности, обнюхать. С жутким любопытством в глазах вертит головой чуть ли не на триста шестьдесят градусов. И вообще, напоминает каплю ртути, а не знатную даму.
Стоп! Оглядываюсь на Линду. Стажеру парадная форма не положена. Тем более, с капитанскими погонами. Интересно, Петр знает?
С последними аккордами проходим открытые и заблокированные по-аварийному двери шлюза. Владыка с интересом изучает светящиеся квадраты потолка.
— Начнем с легкой трапезы, друг мой? Или может, сначала Миу покажет наш дом? Да, так и сделаем. Пока девушки сервируют стол, Миу покажет, как мы живем.
— Если Владыка позволит сказать бестолковой рабыне, — очнулась Миу.
— Говори.
— Отец, Кррина много лет знает, что ты мой папа. Можешь верить ей как себе. Больше, чем себе. Она умрет под пыткой, но не выдаст ни одной твоей тайны.
— Ах… — едва успеваю подхватить падающее тело и осторожно укладываю на пол. К нам уже спешит Марта.
— Глубокий обморок, — и вопросительно смотрит на меня.
— Миу, ты знаешь, что происходит с рабынями, которые случайно узнали чужую тайну? — в голосе Владыки сталь и еле сдерживаемое рычание.
— Они исчезают, папа. Но Кррина — моя подруга. Если она исчезнет по моей вине, я этого не переживу, — звенящий голосок на грани истерики. Поломает ведь мне план, дурочка малолетняя!
— Папа, Кррина любит тебя. Давно и безнадежно.
— Она — рабыня. Прах у моих ног.
— Мама тоже была рабыня.
— Твоя мать была воином!
О-хо-хо. Устроили семейные разборки. А ведь как хорошо все начиналось…
— Прах у ног подает признаки жизни, — сообщает Марта. Ее игнорируют.
— Знаешь, как наказывают рабыню, осмелившуюся спорить с хозяином?
— С радостью приму любое наказание из твоих рук, папа.
Дрожащий подбородок как-то плохо гармонирует с отважными словами. Фаррам, наклонив голову, долго рассматривает дочь.
— Вся в мать, — наконец, произносит он. И опускается на пол рядом с Крриной.
— Она очнулась, — говорит Марта. Фаррам за подбородок поворачивает голову рабыни к себе.
— Родишь мне сына, — резко произносит он и так же резко встает.
— Бокал вина? — стараюсь, чтоб голос звучал так, будто ничего не произошло.
— Не откажусь, — легко соглашается Владыка.
Веду гостя в столовую. Все свободные, даже Шурртх, заняты переноской блюд из багажника грава. Мухтар разогревает блюда в микроволновке. Линда, уже без капитанского кителя, наполняет нам кубки. Мухтар ставит тарелочки с исходящим паром мясом в овощном гарнире. Фаррам с некоторой растерянностью смотрит на набор ложечек и вилочек рядом с тарелкой.
— Сейчас не официальный прием, поэтому пользуйся чем удобнее, мой друг, — говорю я и подаю пример. Режу мясо на куски. — Это блюдо нас научила готовить Миу. Кстати, где она? Линда, где Миу?
— Видимо, в шкафу.
— Ох… Прости, друг, я отлучусь на минуту, — показываю знак таймаута.
— Да будет так, — Владыка повторяет мой жест.
— Стас, за главного, — спешу в аналитический центр. Вывожу на экран план комплекса. Ошейник Миу, сама Миу и еще два биообъекта в ее каюте. Спешу туда. Так и есть! Миу на грани истерики, Марта с серой рабыней ее утешают. Ну, как бороться с истерикой, мы проходили.
— Раздевайся, — рявкаю так, что серая рабыня испуганно приседает и прижимает ушки. Миу выскакивает из одежды и даже ошейник зачем-то снимает. Пять секунд — и стоит передо мной, прикрываясь ладошками, в чем мать родила. Подхватываю ее на плечо, несу в ванную. Разумеется, включаю холодный душ.
— Хозяин так добр к своей рабыне, — стучит зубами это мокрое создание. Причем, без иронии, на полном серьезе. Слышу, как Марта вызывает по трансляции Линду. Переключаю душ на теплый. Вбегает Линда.
— Приведите в порядок Миу, и как можно скорее! — выхожу из ванной, вытирая руки полотенцем.
— Шеф, ну ты! — Линда стучит себе кулаком по голове и спешит в ванную выключать воду.
Когда возвращаюсь в столовую, за столом идет веселая, оживленная беседа. Сначала о том, как девушки устроили гонки на байках, и чем это кончилось. Потом — о коварном плане Миу пригласить Шурртха как самого тяжелого. Затем разговор переходит на турнир по бильярду, и Мухтар обещает научить Владыку играть в эту игру. Тут входят женщины, счастливые и чем-то очень довольные. Особенно — Миу и рабыня. Марта садится рядом со мной на ковер, а Линда руководит рабыней и Миу. Меняются блюда, вновь наполняются кубки.
— Миу, где ты пропадала, когда была нужна хозяину? — строго спрашивает Фаррам, но глаза его смеются.
— Дерзкая рабыня получала наказание от хозяина за неподобающее поведение. Теперь рабыня прощена и хозяин на нее больше не сердится.
— Тяжело ли было наказание?
Ушки прижаты, хвост вокруг левой ноги. Миу — само послушание.
— Хозяин заставил моржевать дерзкую рабыню.
— У нас такого наказания нет, — удивляется Владыка. — В чем его суть?
Публика уже вовсю веселится. Только Шурртх и Линда чем-то озабочены.
— Это когда тебя ставят в глубокое корыто под струю холодной воды, — объясняет Миу, активно жестикулируя. — Хозяин так наказывает рабыню только когда она очень-очень провинится.
Закрываю лицо руками, чтоб не смеяться в голос. Метод форсированного выведения из состояния истерики Миу решила считать наказанием. Логика железная — раз наказана, значит, прощена. Отсюда — бурная радость. Жизнь продолжается, можно снова хулиганить.
— Сколько же раз ты моржевала?
— Сегодня второй… Бестолковая рабыня больше не будет… Она исправится.
Эту фразу встречаем дружным хохотом. Смеется даже серая рабыня.
