Игорь Вагант - Монастырь
Будь его воля, конечно. Но его воли в этом вопросе не было, и Элла вряд ли бы удержался от того, чтобы высказать правду-матку Сигеберту и, тем паче, магистру Хэвейду; он не смог бы не выплюнуть им в лица все, что думает об их жадности и тупости.
Элла уехал бы уже на следующий день, но после разговора с сиром Гвалтером изменил свое намерение.
До этого времени сир Гвалтер начальствовал над стражей Восточных ворот Лонливена, но по его собственной просьбе получил новое назначение – как только стало известно о том, что свежеиспеченный барон Глоу намерен немедля отправиться в Черные горы. Принц не знал его близко, но решил довериться своему первому впечатлению. Точнее, не первому, а второму, ибо Элла всегда старался выяснить о человеке побольше, перед тем, как начинать разговор – особенно по такому важному поводу.
Многого узнать не получилось. Сир Гвалтер оказался просто старым солдатом, верным и опытным, служившим короне с юношеских лет, в разных местах и, кроме прочего, в Нолтлэндских горах. Гвалтер провел там долгое время, хорошо знал замок Глоу – и это показалось Элле наиболее полезным.
Сир Гвалтер был суров и немногословен: у Эллы сложилось ощущение, что каждое слово у него на вес золота, и он лучше выдавит из себя на два звука меньше, чем на один больше – и это барону пришлось по душе. На вопрос Эллы о том, почему Гвалтер хочет оставить спокойную и сытую жизнь в королевском замке, тот ответил просто, чуть поведя плечами:
– Надоело, сир.
Элла слегка изумился.
– Что же именно?
– Жрать, пить и спать, – буркнул солдат, – сгнию я тут.
И замолчал, словно подивившись собственной болтливости. Элла кивнул.
– Вы приняты, сир Гвалтер.
Именно сир Гвалтер и отсоветовал принцу торопиться с отъездом. Недолгий разговор состоялся в покоях Эллы, в той самой опочивальне, где незадолго до того истекал кровью сир Кевлаверок.
– Надо тридцать человек, – говорил Гвалтер, взвешивая каждое слово, – привычных к горам. Ехать туда долго, если не гнать, то недели полторы, не меньше. Нужны лошади, амуниция и оружие. За день не собрать. Про дхаргов не слыхал, но о горцах слухи ходят. Там, где поворот к Гленкиддираху, недалеко деревня стоит, Лутдах. Не совсем на нашем пути, но можно сделать крюк, посмотреть. Говорят, Каменные Волки ее всю вырезали.
– Так тридцать, может, и мало? – задумчиво спросил Элла.
– Нет. Их же потом кормить надо будет. В самом Глоу еще около двух дюжин должно быть. Замок маленький, многовато народа получается.
Элла помолчал.
– Хорошо. Сир Гвалтер, готовьте тридцать. Достаточно. Но чтобы все проверенные. Имена самое меньшее десяти я вам назову.
Солдат в ответ лишь кашлянул, прикрыв рот рукой. Поднялся с кресла и, не испытывая ни малейшего почтения к анеуринскому ковру, пошёл к выходу. Походка у него была пружинистая, несмотря на четыре десятка лет и тяжелую кольчугу на плечах. Ну что ж, подумал Элла, проводив его взглядом, и имя соответствующее: «Гвалтер» на одном из корнских наречий означало «Повелитель армии». Излишне помпезно, усмехнулся принц, но к случаю подходит.
«Сир» у Гвалтера, конечно, оказался с изъяном. Недолго думая, Элла напрямую спросил солдата о его родителях. Гвалтер оказался внебрачным сыном какого-то мелкого рыцаря из Клеймора, но оттого, что имел репутацию человека взвешенного, разумного и опытного, это господское обращение как-то за ним закрепилось.
Элла очень жалел об отсутствии в Лонхенбурге Хедина. Куда подевался этот монах, и по каким делам, не знал никто. Оставалось только надеяться, что наставник навестит его в Глоу – Элле очень не помешал бы совет или хотя бы доверительный разговор с надежным человеком. Как минимум – о том самом лютике. Никаких писем для Хедина принц оставлять не стал – по большому счету, в королевском замке имелось не так уж и много людей, которым он мог бы поручить передать написанное его рукой. Забираясь на коня, Элла подумал лишь о том, что монах догадается сделать так, как нужно. Очевидно, что Хедин не оставит его – после того разговора в лесочке Элла уверился, что у скрытного монаха есть какой-то тайный интерес к его персоне.
Элла мельком посмотрел через плечо: никто из его братьев не вышел проститься. Хотя, что значит – никто? Разве что Сигеберт. Теодрик, брызгая слюной от ярости, уехал уже на следующий день после похорон, Беорн тоже куда-то делся. Принц невесело усмехнулся: в Лонхенбурге и для него места нет, как, собственно, не было его и при жизни отца. И сейчас от Эллы требуется только как можно скорее устроиться в своем новом жилище, и уж потом думать о том, что делать дальше.
Поерзав в седле, барон Глоу коротко взглянул на сира Гвалтера. В ответ тот кивнул и махнул рукой. Тридцать человек – с суровыми лицами, мечами, арбалетами и алебардами – почти одновременно дали шенкелей, пустив лошадей неспешным шагом.
Восходящее солнце осветило островерхую крышу донжона, закрасив кровавым цветом стяг Эдгаридинов.
* * *
Северный тракт вел их к Килхурну – по словам сира Гвалтера, большой деревне, после которой им надлежало свернуть на восток. В Килхурне Северный тракт раздваивался: главная дорога шла через графства Деверо и Клеймор в южные княжества, а вот восточная, немыслимо петляя по гористой местности, рано или поздно должна была вывести в долину Глоу.
Видимое пространство все более сужалось – настолько, что Гвалтер выстроил солдат в шеренгу по двое, поместив Эллу в середину.
– На всякий случай, – пояснил он своему новому господину, – здесь, конечно, не война, но, раз уж горцы до самого тракта доходят, лучше поберечься.
Слева все выше и выше вздымались лесистые холмы, подступая отрогами почти к дороге, а справа расстилалась пересеченная овражками и руслами небольших ручьев равнина, ограниченная на горизонте стеной деревьев.
– Турский лес, – мотнув головой в сторону заходящего солнца, произнес сир Гвалтер, – дурное место.
– Вы верите во все эти сказки? – чуть приподняв бровь, поинтересовался Элла.
Гвалтер коротко кивнул.
– Это для северян сказки, – чуть помолчав, сказал он, – а чем к Гриммельну ближе, тем меньше народ в этом убеждать приходится.
– В чем именно?
Солдат пожал плечами.
– Я не мастер рассказывать. Давно это случилось. Но мне хватило. Не боюсь я людей, да и смерти не боюсь, но думаю, что после встречи с теми тварями души людские не в Алькир отправляются.
– Расскажите, – потребовал Элла, едва заметно зевнув.
Гвалтер вздохнул.
– Не здесь это случилось, а дальше к северу. В Альбраде деревня одна есть, на самой кромке Дубренской чащи стоит. Мне в ту пору десять годков исполнилось, а брату моему было около восьми. И вот отправились мы как-то рыбачить – мы, да еще трое мальчишек. Строго-настрого нам наказывали за Узкую речку не ходить, но та речка быстрая да мелкая – ручей, а не река. Много не наловишь. А всего в миле вглубь озеро было – темное и спокойное, а берега в деревьях все. Плотвы и карасей там немерено. Да и, честно говоря, рыбачили мы там уже не раз – разве родительские запреты когда-нибудь детей удерживали? Сидели мы, значит, с удочками, и вдруг лисье тявканье услыхали, совсем рядом. Наверное, напиться лиса хотела, да людей учуяла и бросилась наутек. Брат мой за ней кинулся: «Ранена, ранена!» – кричит. И правда: капли крови на земле да на кустах. «Давай поймаем!» – говорит. Мы его отговаривать принялись, да все как об стенку горох. Пришлось за ним бежать. Все дальше и дальше, а как очухались – поняли, что дороги назад нет. Темнота такая, что хоть глаз выколи. Делать нечего: посовещались, на полянке костер разожгли, да сели кружком, утра ждать. Голодные, даже рыбу с собой не прихватили. Сон сморил, конечно, а очнулся я от холода жуткого. Сам от страха не помню, как на дерево залез. Я, брат и еще один мальчишка. А другие двое не успели.
