Игорь Вагант - Монастырь
Сир Кевлаверок сделал шаг вперед, нерешительно глянув на огромный ковер, расстеленный на полу. Это был единственный ковер во всем Лонливене, и Элле доставляло удовольствие смотреть на лица нечастых посетителей: в большинстве случаев гости просто не могли поверить, что на эту роскошь можно наступать ногами. На кораблях Морского народа ковер привезли в Анеурин, а уже оттуда доставили в Лонхенбург: с длинным ворсом, темно-красный, весь в ярких цветах и изображениях диковинных тварей, выглядывавших из причудливого орнамента.
Пыхтя от натуги, сир Кевлаверок бочком пробрался по самому краю ковра, с тоской остановив взор на резном кресле, одном из двух в опочивальне. Кресло было большим, но все же недостаточно вместительным для жирных ягодиц хоругвеносца.
– Пожалуйте, – произнес Элла, сделав вид, что не заметил моральных мучений своего гостя. Сам он с комфортом устроился во втором кресле, удобно положив ногу на ногу.
– Да, да, – прокряхтел толстяк, втискивая свой необъятный зад между подлокотников.
– Красивый у вас кинжал, – несколько невпопад сказал Элла, – можно посмотреть?
– Да, да, – снова пробормотал сир Кевлаверок, – пожалуйста.
Ему действительно потребовалось некоторое время, чтобы, неловко извернувшись, дотянуться до эфеса.
Кинжал отличался изысканной красотой, но выглядел так, будто его никогда не пускали в дело. С матово поблескивающим лезвием, украшенным замысловатой резьбой, костяной рукоятью и яблоком, в котором сверкал крупный изумруд.
– Это из Восточной Империи, – словно извиняясь, пояснил сир Кевлаверок, – прекрасная сталь, у нас таких не делают.
– Откуда он у вас?
– Это – подарок вашего покойного отца, да примет Инэ его душу. – Толстяк удрученно вздохнул.
Элла задумчиво покрутил кинжал в руках. Затем снял с пальца кольцо, положил его на край инкрустированного перламутром столика и, резко взмахнув, рубанул клинком. Кольцо звякнуло и распалось на две половинки; столешница отозвалась глухим стуком. Сир Кевлаверок вздрогнул.
– Действительно, прекрасная сталь, – спокойно заметил Элла, мельком глянув на заточку. – Сир, насколько мне известно, вы давно были дружны с отцом?
– О, да, с юношеских лет. Когда-то мне посчастливилось спасти его Величеству жизнь…
– Неужели? – Элла приподнял бровь.
– Да… на охоте. Вепрь – огромный зверь, ваша милость – повалил короля вместе с лошадью и, если бы мне не сопутствовала удача, не исключено, что сегодня, – толстяк тяжко вздохнул, – я был бы лишен удовольствия разговаривать с его сыном.
Элла усмехнулся.
– Забавно. Получается, я должен благодарить вас за свою жизнь.
– О, нет, – сир Кевлаверок смешался, – я не это имел в виду…
– Неважно. Скажите-ка мне вот что. Вы, как я знаю, много времени проводили с отцом. При том образе жизни, который вел его величество, – Элла покусал губу, – трудно надолго сохранить здоровье, вы не находите?
– Да. – Толстяк удрученно развел руками. – Я говорил ему об этом много раз. Но вы знаете, с каким недоверием король относился к лекарям. Он заглушал боль вином…
– Боль?
– Да. В последнее время он чувствовал сильные рези в животе.
– Это для меня новость. Он жаловался на что-то еще?
– О, ваша милость… не знаю, что сказать. Король никогда не жаловался. Он лишь сильно ругался и требовал вина. Насколько я мог заметить, его беспокоила грудь. И, – толстяк на мгновение задумался, – свет. Он закрывал ставни, так как от света у него текли слезы.
– Кому вы рассказывали об этом?
– Никому. – Сир Кевлаверок покачал головой. – Его величество не любил…
Элла махнул рукой, приказывая замолчать. Он откинулся на жесткую спинку и задумался, прикрыв веки. Потом достал из поясного кошеля тряпицу и швырнул ее на стол.
– Вы знаете, что это?
Сир Кевлаверок осторожно развернул тряпку. Внутри лежал измятый и наполовину высушенный фиолетовый цветок.
– Это… да. – Он растерянно посмотрел на принца. – Это, кажется, борец. Лютик.
– Вот как? – Подавшись вперед, Элла словно выплюнул слова. – А знаете, на что пригоден этот самый лютик?
– Э-э… нет. – Толстяк сглотнул, испуганный неожиданной яростью собеседника. Блики, которые отбрасывал пляшущий в камине огонь, делали его лицо безобразным.
Элла внезапно успокоился.
– Положите руку на стол.
Сир Кевлаверок торопливо вытянул ладонь, распростав пухлые пальцы. Элла встал и вдруг резким движением опустил лезвие кинжала на его мизинец. Толстяк взвизгнул, отдернув руку к груди. Кровь тонкой струйкой потекла по камзолу, заляпывая вычурную вышивку.
– Сир Кевлаверок, вы – дурак, – с расстановкой произнес Элла, нависнув над съежившейся фигурой бывшего хоругвеносца. – Ваша боль сейчас – ничто по сравнению с той, которую испытывал мой отец. И вы могли предотвратить его смерть и смерть одного из самых лучших моих слуг. Если бы думали не только о жратве и выпивке. Если бы вообще умели думать. Убирайтесь.
Толстяк вскочил. Его посеревшее лицо дрожало.
– И еще одно, – тихо добавил Элла, – если хоть кто-нибудь узнает о нашем разговоре, должность и мизинец покажутся вам самыми ничтожными потерями в жизни.
* * *
Элла уехал из столицы спустя неделю. Коронацию Сигеберта назначили через месяц, но Элле вовсе не улыбалось торчать все это время в Лонливене, принимая фальшивые поздравления в честь пожалования ему баронства Глоу.
По большому счету, ничего особенно зазорного в этом титуле не было. Если монарх оставлял несколько наследников, то каждый из них получал определенный кусок земли – таких владений имелось штук пять, и они могли принадлежать только членам королевского семейства. Глоу, хотя и представляло собой крошечный затерянный в Черных горах феод с неопределенными границами, считалось принципатом, а потому более высоким по статусу, чем даже некоторые княжества покрупнее.
Все это Элла хорошо понимал, но выслушивать льстивые слова придворных, пытаясь при этом угадать, не спрятана ли в них скрытая издевка, он не имел никакого желания. Ведь в число королевских владений входили еще герцогство Эервен, маркграфство Беруин и, например, графство Арно – исконные земли Эдгаридинов, не говоря уже о графстве Морвэн, доставшемся Идрису Леолину в качестве приданого от Кордейлы Пенардин, его второй жены. Морвэн располагалось на северо-востоке Корнваллиса, на самом берегу моря Арит, с множеством портовых городов. Довольно большое по размерам, бурлящее жизнью и богатое – и любое из этих владений Элла предпочел бы маленькому горному княжеству.
Будь его воля, конечно. Но его воли в этом вопросе не было, и Элла вряд ли бы удержался от того, чтобы высказать правду-матку Сигеберту и, тем паче, магистру Хэвейду; он не смог бы не выплюнуть им в лица все, что думает об их жадности и тупости.
