Холли Блэк - Красная перчатка
Лила встает и, высоко подняв голову, выходит из столовой.
А я ложусь лбом прямо на стол. Нет, сегодня ничего не получается.
— Но ты же те деньги не взял, — недоумевает Сэм. — Почему не сказал ей?
— Кое-что взял. Не хотел, чтобы Лила узнала про ставки, и поэтому, не глядя, брал любые конверты, если она в тот момент оказывалась рядом. И ставки, кто мастер, а кто нет, я принимал. Думал, так будет правильно. Может, она и права, и я просто трус.
— Я тоже их принимал. И ты был прав. Мы сумели сохранить контроль.
Сосед говорит твердо и решительно, хотя я сам уже ни в чем не уверен.
— Кассель, погоди-ка минуточку, — вмешивается Даника, голос у нее странный.
— Что? — Я поднимаю голову.
— Лила ведь теоретически не может так с тобой общаться. Она же только что тебя разнесла в пух и прах.
— Когда любишь кого-то, можно и поругаться…
И тут я замолкаю. Ведь настоящая любовь и проклятие — разные вещи. Когда любишь, все равно воспринимаешь человека таким, какой он есть. А заклятие делает чувства тошнотворно простыми, однобокими. Удивленно смотрю вслед Лиле.
— Даника, думаешь, она… ей уже лучше? Заклятие спало?
Пышно расцветает надежда, пугающая меня самого.
Быть может. Быть может, действие колдовства ослабнет, а Лила меня не возненавидит. Быть может, даже простит. Быть может.
Идем вместе с Сэмом в общежитие. Я улыбаюсь во весь рот, хотя не стоит радоваться раньше времени — знаю же, как мне обычно «везет». Но нет, предаюсь мечтам, воображаю, как, такой хитрый и предусмотрительный, сумею выпутаться изо всех передряг. Подобные глупые мечты обожают использовать мошенники, когда подлавливают простачков.
— Слушай. — Сэм переходит на шепот. — Ты так всегда? Ну, когда применяешь магию трансформации?
Все случилось вчера, а кажется, прошла целая вечность. Вспоминаю, как валялся на полу, а у соседа в глазах плескался ужас. Содрогаюсь при мысли об отдаче. Не хочу вспоминать. Тогда я чувствовал себя совершенно беззащитным, как будто без одежды остался, вывернулся наизнанку.
— Да, всегда.
В полумраке над тропинкой кружатся мотыльки. Светит тоненький ломтик месяца.
— Почти всегда. Вчера было хуже обычного, потому что я дважды за ночь превращался.
— А где ты был? Что произошло?
Не знаю, что ему ответить.
— Кассель, только скажи — все нормально или что-то плохое случилось.
— Я был в комнате у Лилы.
— Так это ты ей окно разбил?
Ну конечно, по школе уже наверняка ходят слухи, и все знают и про камень, и про записку с угрозой.
— Нет. Тот, кто это сделал, не знал, что я там буду.
Сосед внимательно на меня смотрит и хмурится, между бровями на переносице пролегла глубокая морщина.
— Значит, ты знаешь, кто разбил окно?
Молча киваю. Не надо упоминать Одри, Сэм, конечно, не Норткатт, но все равно — я ведь обещал никому не говорить.
— Да уж, беда не приходит одна, — сокрушается Сэм.
Подходим к общежитию. В кармане звенит мобильник. Открываю его одной рукой и прикладываю к уху.
— Алло?
— Кассель? — тихо спрашивает Лила.
— Привет.
Сэм бросает понимающий взгляд и уходит, а я остаюсь сидеть на ступеньках, ведущих на второй этаж.
— Прости, что накричала на тебя.
— Простить? — повторяю я упавшим голосом.
— Да. Я поняла, почему ты принимал ставки. Не могу сказать, что мне все это нравится, но я понимаю. И больше не злюсь.
— Ясно.
— Наверное, просто нервы сдали. После прошлой ночи. Я не хочу, чтобы наши отношения были только для виду, — едва слышно говорит девушка.
— А они и не для виду. — Я выдавливаю слова через силу, такое впечатление, что они с мясом выдираются из груди. — Это всегда было всерьез.
Лила молчит, а потом снова называет меня по имени. Она улыбается — я точно знаю.
— Кассель, я рассчитываю на выигрыш. Сладкими речами ты меня не обведешь вокруг пальца.
— Как всегда — безжалостная и беспощадная. — Я тоже улыбаюсь.
К ступеньке прилипла жевательная резинка — кто-то на нее наступил, и получилась грязная розовая клякса.
Какой же я дурак!
— Я люблю тебя.
Решение принято. Теперь ничто не имеет значения, теперь я могу все ей сказать, вреда не будет. Лила не успевает ответить — сбрасываю вызов.
Прислоняюсь лбом к холодным железным перилам. Проклятие, может, и ослабнет со временем, но я никогда не буду знать наверняка. Пока я нравлюсь Лиле — невозможно определить, настоящее чувство или нет. Колдовство — хитрая штука. Конечно же, магическое воздействие не может длиться вечно, но как удостовериться? Мне нужно знать точно, а точно я не буду знать никогда.
Разные возможности, но всегда плохие.
Звоню агенту Джонсу. Визитки у меня нет, поэтому набираю основной номер отделения ФБР в Трентоне. Секретарь переводит меня на другую линию, и я надиктовываю сообщение на автоответчик. Говорю, что мне требуется еще немного времени, всего пара дней, в понедельник я назову им имя убийцы.
* * *Когда принимаешь тяжелое решение, пусть и отвратительное, обычно чувствуешь нечто вроде облегчения. Ведь гораздо проще действовать, а не выжидать.
Чем больше вариантов я перебираю в голове, тем безнадежнее кажется ситуация.
Нужно принять все, как есть.
Я плохой человек.
Сотворил много плохого.
И сам не остановлюсь. А кто меня остановит? Лила не может. Захаров не хочет. Есть только один человек, который на это способен, очень ненадежный человек.
Сэм листает «Отелло». Из колонок, к которым подсоединен айпод, так громко вопит «Магия смерти», что стекла в окнах дребезжат.
— Ты как? — кричит сосед.
— Сэм, помнишь, ты в начале семестра рассказывал, как вы скупили половину магазина для спецэффектов? Что, мол, теперь ко всему готов?
— Ну да, — осторожно отвечает тот.
— Я хочу кое-кого подставить; нужно свалить на этого человека убийство брата.
— На кого свалить? — Сэм убавляет звук, совершенно не удивляется — наверное, привык уже к моим безумным просьбам. — И зачем?
Набираю в грудь побольше воздуха.
Существуют определенные правила.
Для грамотной подставы необходимо найти того, кто с легкостью сойдет за злодея. Лучше всего, если он уже сделал что-нибудь плохое, и совсем хорошо, если действительно виноват в случившемся.
Тогда и совесть не так будет мучить.
История должна получиться правдоподобной. В простую ложь все поверят. В простую ложь люди верят гораздо охотнее, чем в правду. Правда зачастую бывает запутанной, грубой, неприятной. Но разве я могу кого-то осуждать? Пускай верят в правдоподобную ложь.