Виктор Косенков - Я – паладин!
– Оставьте, любезный, – отмахнулся Лакруа. – Еще успеете. У молодого человека было насыщенное утро. Дадим ему отдохнуть.
И буквально через несколько минут Леон уже нежился в горячей воде.
Это было действительно хорошо. По телу будто пробежали сотни маленьких коготков, и теперь кожа блаженно зудела. Конечно, кадеты регулярно мылись, даже посещали специально построенные для них бани, но ванну невозможно было сравнить с несколькими кадушками не сильно горячей воды, а ароматную, пахнущую цветами пену с жестким солдатским мылом.
Леон подумал, что быть оруженосцем – это как минимум приятно.
Он вытянулся и позволил себе задремать.
– Как хорошо, – выдохнул юноша.
– Подлить горячей воды? – донеслось сзади.
– Да, – протянул Леон и вдруг понял, что голос был женский и довольно юный.
Он попытался вскочить, поскользнулся и ухнул в воду с головой. Вынырнул, отфыркиваясь и утирая лицо, обернулся.
Перед ним стояла девушка. Густые рыжие волосы уложены в аккуратную прическу, острый носик, чуть полноватые губы и алебастровая кожа, какая обычно бывает у рыжих людей. Платье с глубоким декольте. Стройная фигурка.
Леон сглотнул. Девушка была невозможно хороша.
– Ну так что? Подлить? – В руках девушка держала большой исходящий паром кувшин. Не дождавшись реакции юноши, она опрокинула кипяток в ванну.
Леон заорал и вскочил!
– О… – Девушка чуть вздернула тонкую бровь. Она без всякого стеснения смотрела на Леона. Точнее, на его бедра.
Юноша прикрылся.
– Кто вы такая?! Что вы тут делаете?! – Ногам было горячо.
– Ах, как вы взволнованы… – Девушка обошла ванну кругом, откровенно рассматривая Леона. – Я тут живу, к вашему сведению.
– Вы прислуга? – спросил Леон и понял, что сказал глупость.
Девушка засмеялась.
– Ну нет! Я точно не прислуга. А вы новый оруженосец? Слышал, что случилось с предыдущим?
– Нет. Да кто вы такая?! – Леона начало раздражать ее назойливое внимание к его телу.
– А вам-то что?
Она вдруг шагнула к нему. Чуть наклонилась и прошептала:
– Хочешь примем ванну вместе? Я люблю, когда жарко.
Леон увидел совсем рядом ее прищуренные озорные глаза. Вдруг понял, что они зеленые, удивительного ровного цвета. Такие в народе называли – ведьмины. А еще юноша ощутил ее запах. Горькая полынь. Аромат прогретого солнцем поля.
Но ответить он не успел.
– Я вижу, вы уже познакомились? – раздался звучный голос.
Девушка дернулась. Засмеялась, ткнув Леона кулачком.
– Какой вы глупый! – Она обернулась.
В дверях стоял Тибальт Лакруа.
– Папочка, почему твои оруженосцы всегда такие глупые?
– Папочка? – прошептал Леон.
Девушка покосилась на него через плечо и произнесла уже тише:
– И хорошенькие…
Она снова захохотала.
Лакруа вздохнул.
– Леон, это моя дочь.
– Леон? – Девушка подошла к отцу, поцеловала его в щеку. – Вот как. Миленькое имя. Он сын какого-нибудь барона или маркиза?
– Нет, – жестко ответил граф. – Он мой оруженосец.
– Боже мой… Деревенщина… – Девушка покачала головой, закрыв ладошками лицо. – Какой ужас. Я так и знала, что мы до этого докатимся.
Но она не удержалась и снова фыркнула.
– Эту нахальную девчонку зовут Кира. Она моя дочь, которой в детстве не доставалось розог. – Лакруа снова вздохнул. – Конечно, все можно исправить.
– Ой, папа! – Кира с деланым ужасом уставилась на отца. – Ты прикажешь меня пороть?!
– Все можно исправить, – с нажимом повторил граф.
– Мне уже страшно, – со смиренным видом сказала девушка. Она опустила глаза и сложила руки, демонстрируя свою добропорядочность. – Позвольте мне идти… Меня ждут учителя.
Она вышла, не дожидаясь ответа отца.
Леон стоял, не зная, что делать. Он совершенно не был готов к тому, что ему придется присутствовать на семейной сцене. Это было очень странно и неприятно.
Лакруа подошел к окну.
– Это моя дочь, – снова сказал он. – И все, что осталось от моей жены. Я часто слишком занят. И ее воспитание, увы, хромает. Простите, Леон, ее выходку. Взбалмошная девица уже не раз заставляет меня краснеть.
И он вышел.
Леон снова опустился в горячую воду.
Жизнь преподносила сюрприз за сюрпризом, отводя ему место пассивного наблюдателя. Свыкнуться с этим было непросто.
Глава 15
Верхний город вечером был совсем не похож на Нижний.
Тут было не так оживленно, здесь правила совсем другая жизнь. Более чопорная, более скрытная, более солидная, однако не менее яростная, чем внизу.
Карета графа несла их куда-то. Теперь Леон сидел около кучера, как полагается оруженосцу. Новая одежда была великолепна, сидела так, что казалась второй кожей, хотя Менге принес сверток с костюмом лично и еще долго рассыпался в извинениях, что шить пришлось впопыхах, что-то подогнано на живую нитку и вообще перешитое готовое сидит совсем не так. Но самому Леону, да, впрочем, и его наставнику одежда казалась очень качественной и добротно сшитой.
– Вот именно поэтому Менге не самый известный мастер, – сказал Лакруа, когда портной ушел.
– Почему? – Леон, как мальчишка, крутился перед зеркалом.
– Он все старается довести до абсолюта. Его костюмы прекрасны, но время, потраченное на их изготовление, не выдерживает никакой критики.
– Но сегодня он справился очень быстро. – Леон старался заглянуть за спину, чтобы увидеть, как сходятся швы.
– Для него это не работа. Это халтура. Он перешил готовое. Ваш основной гардероб придется подождать. Пойдемте.
– Куда мы едем? – спросил Леон, когда они вышли на улицу.
– На торжественный прием. Туда приглашен я, а следовательно, и вы, как мой оруженосец. Я попрошу вас держаться около меня. Не встревать в разговоры. Смотреть в оба. Запоминать каждое слово. И ничему не удивляться. Вам ясно?
– Конечно. – Леон кивнул.
Теперь он трясся на козлах около хмурого кучера.
– А это вы во флигельке поселились? – поинтересовался тот.
– Да. Меня зовут Леон.
– Умгу… – промычал кучер и непонятно пробормотал. – Незадача.
– Почему же?
– А? – Кучер будто проснулся. – А, да это я так. Садовник там инвентарь держал… всякий.
Леон знал, что за «инвентарь» прятал во флигеле вечно выпивший садовник. После ванной он вместе с Жаком выгребал из своей будущей квартиры огромные пустые бутыли, а также другие, наполненные мутной жидкостью, и здоровенный агрегат, состоящий из трубок и каких-то медных котлов. Ко всему прочему на втором этаже флигеля одуряюще воняло брагой, которая кисла в больших глиняных горшках.
Прибежавший на шум садовник божился, что это все «удобрения для кустов господина графа» и их совсем никак нельзя выкидывать. Особенно трясся он за странный агрегат, называл его чудом инженерной мысли и намекал, что чертежик он купил у какого-то жадного гнома за собственный золотой зуб. От садовника сильно шибало сивухой, вид он имел всклокоченный, но в целом был очень миролюбив. Бутыли, горшки и «инвентарь» он уволок в глубину сада и еще долго крутился рядом в надежде, что найдется еще что-нибудь. Ничего, однако, кроме пыли и множества каких-то прозрачнокрылых мотыльков, во флигеле не обнаружилось. Несколько старых ковров Жак обещал вычистить, а помещение проветрить. Это было весьма кстати, потому что запах браги буквально валил с ног. В остальном новый дом Леону понравился. Крепкая постройка, надежная крыша, широкий камин. Верхний этаж был отведен под большую спальню, внизу располагались столовая, уборная и небольшая кухонька. Когда-то около крыльца росли розы, но потом они выродились в бурно разросшийся шиповник, о чем Леону радостно поведал садовник.
