Ричард Кнаак - Скрытый Пророк
Они открыли ему, что это его деяниями свершилось всё это несчастье и кровопролитие. Они открыли правду, пересказав историю, которую Ульдиссиан назвал правдивой.
Страшный дух высшего жреца, Малика, был виновен во всех гнусных убийствах.
Как-то ему удалось освободиться из куска кости, к которому его привязал Мендельн, и теперь он подобно какой-то ужасной заразе переходил от одной к жертвы к другой. Хуже того, если подозрения Мендельна были верны, все смерти, вызванные продолжающимся существованием призрака, были совершенно случайными, ведь он преследовал лишь одно по-настоящему желанное тело — тело Ульдиссиана.
Испытывая вину от ужаса, который он напустил на остальных, Мендельн понял, что важно только одно. Он должен был вызволить брата из столицы, где Малик, конечно же, всё ещё скрывался. Правда, некоторое время поиски были тщетными. Начало казаться, что Ульдиссиана вообще не существует, но в конце концов Мендельн сумел выяснить его местоположение. Ошибка состояла в том, что он искал над землёй, тогда как его брат находился ниже.
И, конечно же, он нашёл Ульдиссиана, только тот был окружён группой мстительных охотников, которые не собирались прислушиваться к голосу разума. Мендельн не колебался ни секунды. Заклинание, воздвигшее стену из костей, было подкреплено страхом за брата, и эффект ошеломил его не меньше, чем магов и даже самого Ульдиссиана.
Но потом, когда Ульдиссиан не только не пожелал уйти, но уже готов был ударить в ответ — и предстать тем самым злом, которым кеджани его считали, — Мендельн не видел иного выхода. Он позабыл о своём заклинании и вместо него прочёл другое, которое, как он надеялся, должно было вызволить брата из беды. Это означало пожертвовать кинжалом, но его это не волновало.
Заклинание сработало. Ульдиссиан исчез.
И маги атаковали его, как они намеревались атаковать Ульдиссиана.
Это было последним, что помнил Мендельн, не считая короткой искры непередаваемой боли. В следующий миг он обнаружил себя в этой неизвестности, за неимением более подходящего слова.
Если он умер, то он хотя бы сделал то, чего желал больше всего. Ульдиссиан был за пределами города и, без сомнения, в безопасности. Всё остальное было неважно…
Сердце подскочило, когда голос одновременно из ниоткуда и отовсюду воззвал:
ПРОБУДИСЬ, МЕНДЕЛЬН УЛЬ-ДИОМЕД! ПРОБУДИСЬ! ХОТЯ С ТВОИМИ ГРЕХАМИ СМЕРТЬ БЫЛА БЫ НАИМЕНЬШИМ НАКАЗАНИЕМ ДЛЯ ТЕБЯ, ТЫ БЫЛ СПАСЁН.
Пустота, через которую плыл Мендельн, уступила место великолепной зале из сверкающего мрамора. Брат Ульдиссиана обнаружил, что лежит на мягком изысканном диване. Над ним развернулась обширная панорама, в деталях изображающая идиллический мир, населённый красивыми крылатыми существами, которая занимала весь потолок.
Если не по голосу, то из услышанных слов Мендельн уже понял, кто взял его. А его восхитительное окружение дало понять, куда именно этот некто его перенёс.
Он вскочил на ноги, потянувшись за кинжалом, которого не было на месте, и увидел, что стоит перед возвышающейся фигурой, чьи крылья состоят из завитков энергии и который не является ангелом из джунглей.
Затем неземной воин заколыхался, словно проглядывал сквозь толщу воды, и стал существом, не менее нежеланным для Мендельна: Пророком.
— Мендельн уль-Диомед, — пропел глава Собора Света. — Однажды я говорил с твоим братом, ища спасения для этой столь падшей души. Он избрал путь греха вместо того, чтобы вернуться к свету. Ради твоей души я молю, чтобы ты не повторял его ошибки.
Мендельн не знал, когда произошла эта предполагаемая беседа с Ульдиссианом, но он мог себе представить, что его брат во время неё оставался непреклонен. Он гадал, почему Инарий считал, что он поведёт себя иначе.
Пророк махнул рукой, и рядом с Мендельном появилась фигура, по виду наполовину состоящая из солнечного света, наполовину из ветра. Это был не мужчина и не женщина и у него не было ног — их место занимали потоки завитков, схожие с ангельскими.
В ладонях, оканчивающихся только тремя пальцами, существо держало сверкающий поднос, на котором появился кубок, изготовленный из цельного алмаза. В кубок был налит золотистый нектар.
— Тебе не помешает освежиться, дитя моё, после такой травмирующей стычки.
Мендельн не колеблясь взял кубок у бестелесного слуги. Как только он принял чашу, существо растворилось. Брат Ульдиссиана отхлебнул; слово нектар плохо описывало восхитительную жидкость.
Он не боялся, что что-то в напитке сделает его более податливым. Ангел не нуждался в таких смертных уловках. Определённо близилось что-то большее.
— Знаешь, а ведь ты уже мог бы быть мёртв, — сказал Пророк со скорбным выражением. — Они были решительно настроены убить твоего брата, и когда ты похитил у них этот шанс, они обрушили свою магию на тебя, моё дитя, — он сложил кончики пальцев. — Ты уже был бы мёртв… Если бы не я.
Несмотря на то, что это был ангел, Мендельн не знал, верить или нет. Он подозревал, что Инарий легко мог исковеркать все факты для своего удобства. И всё же Мендельн мудро склонил голову и ответил:
— Благодарю тебя за это.
В ответ на это Пророк одобрительно кивнул:
— Твоему брату следовало бы поучиться у тебя манерам. Такое грешное высокомерие только убьёт его. Я знаю, что тебе не хотелось бы этого.
Они приближались к тому, чего Инарий хотел от него. Мендельн решил играть в одиночку, тем более чем на данный момент ему не представлялось иного выбора.
— Ты заглянул в лицо смерти, Мендельн уль-Диомед, такими способами, на которые не способен никакой другой смертный. Ты начал это уникальное путешествие во многом благодаря влиянию моего заблудшего чада. Этого ему никогда не следовало бы делать.
Были времена, когда Мендельн думал точно так же, однако назад пути не было. Путь, на который его навели, ныне был для него таким же неотъемлемым, как дыхание.
— Но я не думаю, что это влияние его одного, — продолжал ангел, и на его молодом лице наконец запечатлелась тень эмоции, какой Мендельн никак не ожидал от него.
Беспокойства.
— Нет… Мой сын не является источником знаний, из которого вы оба черпаете. Есть ещё один, и ты знаешь, кто это.
Мендельн попытался подавить внезапно нахлынувший страх. Инарий знал о Траг’Оуле!
Он вдруг испугался, что, думая о драконе, он подтвердит для Инария правду, но, странное дело, ангел ничем не выказал, что он почувствовал что-нибудь. Вообще-то, Инарий продолжал выглядеть обеспокоенным.
Первые слова Пророка вновь пришли ему на ум, и Мендельн осознал, что его пленитель на самом деле не удовлетворял любопытство смертного о том, был он мёртв или нет, но просто начал разговор самым логичным образом, который подходил для ситуации. Любой в положении Мендельна гадал бы, был ли он убит, и Инарий воспользовался этим, чтобы подчеркнуть то, как сильно сын Диомеда обязан ему.
