Андрей Круз - Ветер над островами
Мне вспомнилась лукавая искра в глазах вождя, когда он говорил о женщинах. И его странный, оценивающий взгляд. Как-то не так все просто в этой истории, как кажется на первый взгляд.
– Вера, скажи, а вождь знает про то, что ты не можешь покупать рабов? Она чуть растерялась, но кивнула.
– Знает.
– А твой отец покупал у него рабов?
– Никогда, – сразу ответила девочка.
Я кивнул удовлетворенно, придя к конкретному выводу. По крайней мере, решил, что понял мотивы вождя. И сказал:
– Отказывайся. Скажи прямо, что людьми не торгуешь и пусть впредь не предлагает.
– Жалко их, – вскинулась она. – Нет страшней судьбы, чем женщине одного племени жить в рабынях в другом. Пусть лучше в трактирные подавальщицы их купят! Так же нельзя!
– Отказывайся, – усмехнулся я. – Все решится само собой, увидишь.
– Если они погибнут в племени, грех будет на тебе, – сурово сказала девочка. – Перед лицом Всевышнего.
– Хорошо, пусть грех, – ответил я. – Но все равно откажись, я знаю, что говорю.
– Пошли, – не тратя времени на дальнейшую болтовню, поднялась с койки Вера.
Вождь словно и не пошевелился с того момента, как мы ушли вниз. Так и стоял в горделивой позе, скрестив руки на груди и высоко задрав подбородок, похожий на бронзовый памятник самому себе. Его телохранитель, все такой же настороженный и внимательный, уперся в меня взглядом темных глаз из-под нахмуренных густых бровей.
– Думала? – спросил вождь.
– Я не покупаю людей, – ответила Вера, к радости моей, вполне уверенным голосом. Вождь пожал плечами, сказал:
– Нашему племени не нужны женщины, которые не рождены в нем, не посланы духами и не пришли сами. Долго они не проживут.
Взгляд его вдруг жестко уперся в лицо девочки, но она все так же, даже не дрогнув голосом, ответила снова:
– Я не покупаю людей. Если меня на этом поймают, я уже ничего не буду покупать.
– Я понял тебя, – сказал вождь, усмехнувшись. – Теперь узнал, что могу верить. У нас нет женщин, мы сейчас не воюем с червеподобными. А если поймаем их женщин, то не будем продавать тебе. Духи острова да хранят вас до своих границ.
И не говоря лишнего слова, вождь полез через борт, а следом за ним его телохранитель. Вера же так и осталась стоять на месте с совершенно растерянным видом.
Матросы быстро сбросили с борта тросы, которыми удерживался плот с товаром, и лодки с гребцами начали его медленно оттаскивать от борта. Едва плот отвалил настолько, что появилась возможность маневра, Игнатий махнул рукой Ивану, призывая того на пост – к рычагам и маховикам управления машиной. Где-то в утробе машинного отделения гулко стукнула подключившаяся передача, под кормой забурлило, и «Чайка» медленно двинулась вперед, одновременно круто забирая на левый борт, к выходу из бухты.
– Без происшествий поторговали, – удовлетворенно сказал боцман, почесав в бороде.
– Верно, Глеб, – кивнула понемногу приходящая в себя Вера. – Теперь со смолой до Большого дойти, и можно считать, что расторговались.
– Мы что, прямо сейчас на Большой? – удивился я.
– Нет, сначала на Ската, разгружаться, – ответила она. – Там еще вином загрузимся, и уже тогда на Большой пойдем.
Шхуна понемногу набирала скорость, за бортом проплывала высокая зеленая стена берега, с пробивающимися тут и там сквозь зелень клыками серых скал, на вершине одной из которых горел маленький, но очень дымный костерок, у которого стоял человек. Кому-то знак подавали, а вот что сей знак означает, никому не понять. Я спросил у Глеба. Но тот лишь пожал плечами и сказал:
– Что угодно может быть. Но днем нападать на нас не станут, лодки издалека видно, постреляем мы всех. Это ночью здесь беречься надо, и на стоянке.
– Я понял.
Когда «Чайка» покинула бухту, ветер подул свежее, и вскоре Иван заглушил машину – на шхуне подняли паруса. А Вера увлекла меня на самый нос, на уже привычное наше «переговорное место».
– Ты как угадал, что женщин нет? – требовательно спросила она.
– Если бы он хотел их продать, то привез бы с собой, – ответил я. – Событий в жизни вождя немного, у него есть время все обдумывать, никаких идей случайно к нему не придет. И смотрел он на тебя странно, словно хотел понять, что ты сделаешь. Она смотрела на меня все с тем же сомнением, и я добавил:
– Когда ты сказала, что отцу он людей в продажу никогда не предлагал, я удивился. Почему так? Взрослому опытному купцу, с кем давно торгует, такой опасный товар не продавал, а девочке, с которой в первый раз дело имел, предложил. Как так?
– А зачем это ему? – непонимающе спросила она.
– Он проверил тебя, – объяснил я слова вождя. – Если бы ты согласилась их купить, то ты либо жадная, либо слабовольная, поддалась жалости. В любом случае ты бы рисковала всей торговлей за сиюминутный интерес. А когда ты отказалась, он понял, что ты не будешь рисковать большим ради малого. Думаю, что в следующий раз, когда ты привезешь товар на его остров, он предложит тебе что-то большее. Было у них что-то особое с отцом?
– Может и было, откуда я знаю? – вздохнула Вера. – Мне отец не все говорил, маленькой пока считал.
– А ты и есть маленькая, – усмехнулся я. – Просто ведешь себя как большая. И знаешь… у тебя получается. Я бы такой дочерью гордился. Вера ничего не ответила, но было видно, что похвала ей понравилась.
До границы скопления «негритянских островов» шли до самого вечера. Шли внимательно, хоть, как сказал Глеб, вероятность нападения была невысока. В это верилось, при наличии пушки расстрелять при такой погоде и освещении подходящие лодки проблем не было.
Боцман команде лениться не давал, на судне шла активная приборка, все же при погрузке-разгрузке намусорили, с камбуза тянуло чем-то вкусным, внушая надежды на хороший обед. А я, так и не придумав себе занятия получше, присел на привычное место у машинного отделения, и принялся за прерванное вчера занятие – снаряжение патронов, к которому привлек и Веру. Пусть учится.
А к вечеру, когда сумерки снова начали опускаться на мир, шхуна вышла из скопления Негритянских островов, и ожидали ее теперь двое суток пути открытым морем.
* * *
Два дня пути и описывать не стоило. Нес я вахты по ночам, днем со пушкой возился, осваивая матчасть до состояния «сборка и разборка с завязанными глазами», устроил смотр всему наличному оружию экипажа, но существенных упущений по службе не нашел – все было чищено и смазано, содержалось в порядке.
Освоил местный «ружейный гранатомет». Все было так, как я и предположил сначала – оперенная граната надевалась прямо на ствол ружьеца, в затвор вкладывался холостой патрон. Откидывался прицел-рамка с примитивными делениями, ты прицеливался и палил. В плечо било чувствительно, проще было стрелять, упирая оружие в палубу. Летела граната далеко и довольно точно, метров за двести вполне было возможно положить ее в толпу, например, а то и в окно попасть. И взрывалась неслабо, как та же РГД-5. Довольно серьезное оружие.
