Ник Перумов - Черное Копье
— Об этом позаботится Нефар. — Берель ударил в небольшой бронзовый гонг.
На пороге появился юноша-ангмарец, высокий, темноволосый. Берель коротко приказал ему найти свободное место для «новых друзей», как он выразился. Нефара при этом он назвал братом.
— Вы тоже станете нам братьями, — обратился он к гномам и хоббиту, — когда дадите клятву. А насчет кузни — все же подумайте. Там от вас будет больше всего пользы.
Они уже выходили, когда Берель, странно улыбнувшись, вдруг задержал их.
— Конечно, мне ничего не стоило допросить вас поодиночке, — негромко сказал он, усмехаясь. — Но я достаточно знал о вас и без этого.
Нефар долго водил их по улицам городка, пока не устроил на втором этаже какого-то склада. Выходец с Запада, он хорошо говорил на Всеобщем Языке, хотя знал еще добрых пять-шесть наречий, что были в ходу у сторонников Олмера. На вопросы он отвечал не очень охотно, зато кратко и точно. «Как давно был основан этот город?» — «Одиннадцать лет назад, когда Вождь решил окончательно обосноваться здесь». — «Жили ли здесь какие-либо племена?» — «Нет, тут была пустая земля, Леса Ча не пропускали сюда никого». — «Как же прошел Вождь?» — «На то он и Вождь, что перед ним все расступаются». — «А сам ты откуда?» — «С запада, мой дом в Ангмаре…»
Осмотрев просторное, хоть и изрядно пыльное помещение, Малыш поинтересовался, где им брать еду.
— Пока вы не дали Клятву, еду вам придется покупать, — сказал молодой ангмарец. — Зато потом все будет бесплатно, из воинских магазинов, и кроме того, если будете работать — получите за сделанное золотом. У нас не скупятся на мастеров.
— А пойдешь ли ты на состязания, что устраивает род Харуз? — поинтересовался Торин.
Ангмарец утвердительно кивнул.
— Мы хотим помериться там силами, — заявил Малыш. — Как туда попасть?
— Я зайду за вами утром того дня, — пообещал Нефар.
Три дня друзья ничего не делали — отъедались, отсыпались да гуляли по городу, прислушиваясь, присматриваясь и припоминая. Неприятно удивил их пришедший на следующий день Нефар, порученец Береля, — слова пропуска, переданные для них, действовали только до городских ворот. За частоколом уже требовались иные.
Нефар же зачастил к ним, в свою очередь расспрашивая и выслушивая…
Наступил день состязания. Друзья сумели придать себе довольно приличный вид — одежда была отстирана, оружие начищено, гривы у пони расчесаны и заплетены.
В густой, пестрой толпе они неспешно ехали по проселочной дороге, ведущей на юго-восток. Род Харуз обитал в полудне пути от города; по пути Нефар рассказывал им правила состязаний.
— Там есть обычные виды, — говорил он, — как стрельба из лука, например. Мишень постепенно уменьшают и относят все дальше и дальше. Есть игра копьем — нужно на полном скаку прокинуть его через узкое кольцо. Есть для мечников, для владеющих топорами, кистенями, ножами…
— А единоборства? — спросил Торин.
— Только на деревянном оружии. В полном доспехе. Короче, вместо мечей — палки. Но броня настоящая. Желающих выкликают из толпы. Просто выходишь, переступая черту.
Род Харуз оказался многочисленным истерлингским племенем, постаравшимся на славу принять гостей. На обширном поле появились легкие подмостки с шатрами, украшенными многочисленными флагами. Множество гербов различных колен и домов. И в центре каждого герба хоббит видел небольшой белый круг с черной трехзубчатой короной. Мало было голубых и золотых цветов — предпочтение отдавалось резким черным, красным, желтым краскам. Народ заполнял пространство вокруг очерченного на земле громадного круга; род Харуз, как хозяева, собрался по правую руку от самого высокого помоста, на котором зоркий хоббит заметил Береля в окружении незнакомых ему людей.
До этого уже были песни, и легкое угощение, и суетня распорядителей; но главный пир и пляски ожидали гостей после выявления достойнейших.
Нефар вполголоса рассказал друзьям, что род Харуз ушел сюда из Великой Степи, проиграв бой могучему племени, клану потомков Хамула, Черного Истерлинга, чье имя когда-то наводило ужас на всех обитателей зеленых равнин, перед которым дрожал молодой в те годы Гондор. Род Харуз потерял множество мужчин и, устраивая такие состязания, возмещал потери.
Хоббит уже заметил, что все обитатели Цитадели делились на пришедших сюда поодиночке и большими родами. Одиночкам надеяться было не на кого, они тянулись друг к другу, и возникали братства, скрепленные дружбой прочнее, чем иные рода связывало кровное родство. Немало было таких, кто не вступил в войско, а трудился на земле или у ткацкого станка, обретя наконец желанное спокойствие. Здесь никому не давали пропасть. Иноземные купцы не допускались сюда; почти все потребное Цитадель производила сама, ибо земли ее были тучны, урожаи изобильны, леса богаты дичью, а реки и озера рыбой.
Но вот грянули трубы, и величественный старый истерлинг, с белоснежными седыми волосами и почти коричневой кожей, выехал из рядов на великолепном коне под роскошной попоной. Он заговорил, но на наречии Цитадели; пришлось довольствоваться переводом Нефара. Вождь рода Харуз приглашал всех к честной борьбе. Пять прекрасных девушек ждут лучших из лучших бойцов Свободных Народов. Все, оставшиеся без родни, угла и крова, — выходите!
Сначала объявили состязание стрелков. За ними должны были последовать копейщики, потом — каждый сможет показать «удивительное», как выразился Нефар, такое, что еще не видели. А потом — единоборства…
Бубны и трубы. Клики глашатаев. Людское море взволновалось, и черту стали переходить решившие показать себя. Остро и горячо стало в груди Фолко, и он шагнул за черту, получив от Торина вместо напутствия крепкий хлопок по плечу.
Однако, когда среди трех с лишним десятков соперников он увидел добрую дюжину хазгов, его уверенности поубавилось.
«Тут стрелами никого не удивишь, — подумал он. — И они выстрелят дальше меня, это точно… Но мы так просто не сдадимся!»
Вынесли мишень, белую дощечку на шесте в рост человека; народ расступился позади нее, раздался в стороны. Новый сигнал трубы — и стрелки стали строиться на плавной кривой подле помоста, где стоял Берель. По одному они выходили к линии прицеливания, а глашатай громко возвещал их имена. Каждого встречал одобрительный гул.
Соперники оказались достойны друг друга. На первой стрельбе промахнулся только один из тридцати восьми. Фолко вышел, не чуя под собой ног, не слыша удивленных восклицаний и раздававшихся кое-где насмешек. Понимая, что надо сразу чем-то выделиться, он не стал тратить на прицеливание и секунды. Расстояние было для него пустяковым, и он всадил стрелу в самую середину мишени навскидку, чего не позволяли себе даже хазги — непревзойденные лучники.
