Новый порядок. Часть 1 (СИ) - Dьюк Александр Александрович

— Иными словами, — Векер сплел пальцы рук, — хэрр Пристерзун собрался дать Ложе бой и лишить ее монополии в сфере связи.

— И вовсе нет, — снова запротестовал изобретатель. — Я лишь предлагаю удешевить и упростить их громоздкие и дорогостоящие в обслуживании магографы. Но Ложа отказалась рассмотреть мой прожект.

— И теперь хэрр Пристерзун ищет среди нас того, кто решит вкладываться в его проволоку, странные приборы, рыть для него столбы и договариваться с Ложей о продаже их кварца, — сказал Векер, едко поглядывая на молодого человека.

— Это же был только демонстрационный образец, — торопливо оправдался заволновавшийся изобретатель. — Питание моего телеграфа можно и заменить. Например, на чародея-аэроманта, использовать его молнии. Дело-то не в саламановом кварце, а в электричестве — надо только заставить его служить на благо человечества.

Хефлиги посмотрели на Пристерзуна, как на полудурка, выпрыгнувшего из окна лечебницы и бегущего по улице, радостно размахивая причиндалом.

— Вы действительно считаете, что чародея можно заставить просто так служить на благо человечества? — Гаспар не считал изобретателей чокнутыми, как многие это делали, но их оторванность от жизни иногда действительно наталкивала на определенные выводы.

— Почему же просто так? — Александер опустил глаза в пол. — Его можно нанять.

— Вряд ли, — улыбнулся Гаспар. — Аэромантов осталось слишком мало, чтобы Ложа разбрасывалась ими для развития прогресса…

Менталист осекся слишком поздно — на него уже смотрели с подозрением. Альберт фон Нойверк и вовсе не скрывал мрачного торжества.

— Просто… — Гаспар оттянул узкий ворот рубашки и потер висок, — у меня есть одна знакомая чародейка, она как раз аэромантка. И тоже не стесняется рассказывать многое… в приватной обстановке.

Намек на разговоры с чародейками в приватной обстановке заметно снизили подозрительность и оживили обстановку. Векер смущенно кашлянул в кулак.

— А это правда, что прикосновение чародейки вызывает ни с чем не сравнимое ощущение, которое невозможно забыть? — тихо и осторожно спросил он, наклоняясь к уху Гаспара.

Гаспар прикрыл глаза, на секунду вспоминая подобное прикосновение. И не только.

— Правда.

Возможно, разговор перетек бы в русло обычных мужских разговоров, если бы дубовые двери не распахнулись, и в зал не вошло около десятка одетых почти одинаково, дорого и со вкусом представительных господ со свежими газетами под мышкой. Возглавлял процессию худощавый мужчина со строгим, гладко выбритым лицом с высоким лбом и голубыми глазами.

Хефлиги распространились по залу, молча кивая знакомой компании, расселись по диванам, креслам, стульям, зашуршали газетами. В дверях появился лакей с кружками и чашками на подносе.

Мужчина со строгим лицом быстро отыскал взглядом Гаспара. Подошел. Внимательно изучил менталиста, заложив руку между пуговиц жилетки.

— Гаспар Франсуа Этьен де Напье? — спросил он и приветливо улыбнулся. Голос был мягким и вкрадчивым.

— Да, — Гаспар поднялся со стула.

— Рад встрече и добро пожаловать в наш клуб, — мужчина протянул руку. — Позвольте представиться: я — Йозеф Вортрайх. Большая честь познакомиться с вами.

— Взаимно, хэрр Вортрайх, — менталист пожал ему руку, такую же мягкую и ухоженную.

Вортрайх заложил ладонь между пуговицами.

— Не сочтите за наглость, — деликатно и вкрадчиво произнес он, — но мне хотелось бы украсть несколько минут вашего драгоценного времени. Через четверть часа у меня в кабинете. Вас проведут, — заверил он.

— Конечно, — кивнул Гаспар.

Вортрайх кивнул в ответ, развернулся и вышел из зала.

— А вы везучий человек, хэрр Непьер, — сказал снизу Векер. — Возможно, вам и впрямь стоит задуматься об инвестициях в предприятие, которое предложит хэрр Вортрайх.

Гаспар, пытаясь сообразить, что все это значит, не ответил. Нойверка рядом с собой он заметил только тогда, когда тот коснулся его плеча.

— Позвольте я вас провожу, — дружелюбно предложил он, указывая на дверь.

Менталист не стал возражать. Распрощался с недавними собеседниками, обещав сохранить визитки. Александер Пристерзун посмотрел ему вслед с разочарованием.

— Знаете, Гаспар, — говорил Нойверк, пока вел его к дверям, — а ведь я вас сразу даже и не узнал. Вы поразительно хорошо выглядите… для мертвого.

— Простите?

— Ну как же? Пять лет назад вы погибли из-за несчастного случая. Упали с лошади во время скачек.

— О, это сильное преувеличение, — Гаспар не растерялся, протягивая Нойверку руку на прощание. — Да, пришлось пролежать больше полугода, не вставая с постели, но…

— Действительно, сильное, — кивнул Нойверк, крепко пожимая руку. — Вы же скончались через два дня. Я ведь был на ваших похоронах.

Гаспар среагировал на рефлексе. Он сжал ладонь хэрра Нойверка и вонзил в его сознание иглу, крепко стиснув зубы, чтобы не взвыть от острой, режущей боли в висках. Нойверк замер с тупым, не выражающим ничего лицом и широко раскрытыми глазами. Игла пробила кости его черепа, ввинтилась в мозг и раскрылась частой сетью из тончайших, жгучих нитей. Сеть набросилась на лежащие на самой поверхности воспоминания о последних часах жизни Клауса фон Нойверк, заключила их в себя и уволокла вниз, в самые темные углы памяти, как утопленника, брошенного в реку с камнем на шее.

Теперь если Нойверк постарается вспомнить, что с ним происходило в это утро, получит лишь жуткую головную боль. А если кто-то отыщет в глубинах его памяти эти воспоминания и попытается распутать сеть… то, конечно, распутает. Менталист сработал грубо и второпях, не заботясь о надежности блока. Но без последствий для Нойверка не обойдется.

Гаспар поддержал его, подвел к стулу у дверей, усадил возле вазона с шамситской пальмой и вышел из зала, держась за раскалывающуюся от боли голову.

Глава 17

Ариана выглянула из прачечной крикнуть Борга, чтобы увалень не лодырничал и не строгал деревянные подарки для девочек «Морской лилии», а уже вылил таз на задний двор и принес чистой воды. Сегодня был день уборки, и Ариану назначили прачкой. У мадам Анжелики имелось полно причуд, она даже не держала в «Лилии» прислугу, уверяя, что стайка бабенок сама себя обстирать может. И личным примером, подворачивая рукава, показывала расфуфыренным царевнам, как. И как мести, и как мыть и драить. Живущие в «Лилии» девочки давно смирились. Ариана — нет, но предпочитала помалкивать.

Борг не отозвался. Ариана бросила в таз чьи-то панталоны и вышла в коридор, уже набирая в грудь воздуха для длинной отповеди, но вдруг встала, как вкопанная, и забыла, зачем вообще вышла.

На пороге стояла женщина в голубом атласном платье с кружевами и пышной юбкой. Весьма скромном по меркам анрийских модниц на содержании богатых мужчин, но, как быстро определила Ариана, дорогом. Девушка мельком окинула вошедшую и догадалась по ее осанке, что в «Лилию» пришла аристократка.

Женщины у мадам Анжелики тоже бывали, хоть и редко. Правда, те, что приходили удовлетворить свое постыдное влечение, посещали «Лилию» исключительно глубокой ночью и с черного хода, когда гости были уже достаточно пьяны или витали на седьмом небе от счастья. Мама встречала их лично и гарантировала анонимность.

Днем женщины приходили тоже. Но лишь затем, чтобы устроиться у мадам Анжелики.

Ариана обтерла мокрые руки о юбку, оправила сорочку на плече и прошла в гостиную, где уже собрались Кармен, Соня и Борг. Предчувствие у нее было нехорошее.

Втиснувшись между девочками, Ариана похлопала на вошедшую глазами. Лицо женщина прятала под плотной вуалью, но что-то было в ней такое, что намертво приковывало внимание.

Ариана невольно принюхалась, втянула ноздрями навязчивый сладкий аромат чужих женских духов, перебивший все привычные запахи «Морской лилии».

Женщина откинула вуаль, поправила густые пшеничные волосы, уложенные в модную прическу и открывающие уши с дорогими сапфировыми серьгами.