Александр Матюхин - Миромагия
Через неделю у Брокка скопилось полсотни талантов, а полсотни человек в городе обрели бессмертие.
Станислав был бы удовлетворен, получи он хотя бы десятую часть того таланта, что хранился за замками в съемной квартире Брокка. Но Станислава к тому времени уже не существовало. Ненависть к миру, заполнявшая пустоту его души, выплеснулась наружу и полностью поглотила молодого человека. Он бы не смог жить, когда по его венам текла ненависть. И он умер, уступив место другой личности. Собирателю талантов. Ненавистнику мира. Вот Брокку-то всегда всего было мало.
И он поехал в другой город. А потом в следующий. И еще в один. И дальше — по всему миру — обменивая талант на бессмертие. И все никак не мог насытиться. Однажды он решил, что его талантам угрожает опасность — паранойя это еще не самое страшное, что вылезло наружу из Брокка. Тогда он нанял двух телохранителей и наделил их талантами. Одному дал талант убивать, второму — обманывать. Еще через несколько лет Брокк приметил молодого паренька, в котором был скрыт полезный талант — воровать. Брокк взял паренька на воспитание и вырастил из него искусного вора.
А потом ненасытная душа Брокка захотела продолжения.
В какой-то момент он заперся в тесной темной комнате, где слабый свет от настольной лампы создавал гигантские тени, и решил испробовать накопленные им таланты в деле. Не стоит размениваться про мелочам. Используя обмененные таланты, он мог бы стать самым великим человеком на земле. Он покорил бы мир (да, что там говорить — мир бы сам упал к его ногам). Он бы оставил в истории неизгладимый след. Брокка и раньше искушали подобные мысли, рвущиеся из глубин души, но в тот день он не смог устоять. Брокк достал накопленные таланты (а копил он их без малого семь лет) и начал впитывать их, поглощать, сливаться с ними. Поначалу все шло хорошо, но талантов было множество, а Брокк оказался не таким резиновым, как хотел. Но сущность его, ненасытная рана в душе, требовала продолжения, не давала остановиться. И когда талантов набилось так много, что они уже не помещались в сознании, когда Брокк почти полностью потерял над собой контроль и рухнул на колени под весом гениальнейших задумок и образов, которые роились в его голове, будто взбесившиеся пчелы, случилось нечто совсем необъяснимое. Воображение Брокка, питаемое талантами, создало Храм Зеркал и Улыбок — место в выдуманном им мире, в глубине его сознания, где сам Брокк мог стать тем, кем хотел — гениальнейшим из всех людей. Только в Храме он мог применить любой из своих талантов: написать гениальную книгу, нарисовать гениальную картину, построить гениальную галерею — все, за чтобы он ни брался в Храме, становилось гениальным. К сожалению, за пределами Храма Брокк оставался все тем же обыкновенным человеком. Но ведь он не хотел быть обыкновенным. Он хотел стать гением! И Брокк отправился в добровольную ссылку в воображаемый Храм Зеркал и Улыбок — ушел, чтобы никогда не вернуться. Храм был отличной альтернативой серому и беспросветному миру, в котором, как считал Брокк, нет ему больше места.
Брокк мог бы остаться в Храме навсегда. Его воображение создавало самые причудливые образы, с помощью которых Брокк выстраивал новые мансарды, коридоры, целые этажи. Миру было бы наплевать на его воображение, а Брокку было бы наплевать на мир. Но так уж вышло, что в своих опытах по обмену талантов на бессмертие, Брокк допустил небольшой просчет. Скорее всего, что- то он не дочитал в своих книгах по магии, или стал трактовать некоторые вещи немного не так, как следовало бы (а, может, перепутал один-единственный ингредиент, создавая первый штамм бессмертия). В общем, следует вернуться к Афанасию Кривцу, гениальному художнику, и на его примере объяснить, что произошло.
После того, как Афанасий Кривц стал бессмертным, но совершенно разучился нормально рисовать и ценить красоту рисунка, он ощутил в душе странную, пугающую его пустоту. Дело в том, что Кривц ХОТЕЛ рисовать еще. Он ПОМНИЛ, каково это — создавать из смешанных красок весенний закат или снежные горы, падающий лист или надвигающуюся бурю. Глава Кривца цеплялись за каждый белый лист бумаги, его руки перебирали кисточки в стаканчике — они тоже хотели рисовать. Кривц начал страдать от собственного бессилия. Он запил, потом перешел на наркотики, несколько раз пытался покончить жизнь самоубийством, продал дом, чтобы тот не напоминал ему о прошлой профессии, и даже переехал в другой город — но во сне он продолжал рисовать так же хорошо, как и много лет назад. И, просыпаясь, Кривц хватал блокнот и карандаш, делал несколько кривых, дрожащих линий, рвал тонкую бумагу и плакал. Когда-нибудь должен был наступить предел. Отчаяние не бывает бесконечным. И в какой-то миг отчаяние Кривца достигло критического предела, после преодоления которого вернуться уже невозможно. Он взял блокнот и карандаш, сел на ступеньках у безымянного продуктового магазина и начал рисовать какую-то невразумительную чушь. Кривц видел, что у него ничего не получалось, но продолжал рисовать, стиснув зубы до такой степени, что заболели скулы. И невообразимая чушь на листе вдруг заискрилась и соскочила к Кривцу на колени. Дышать Кривцу стало легче. Он взял в ладони произведение своего бесталанного искусства и назвал ЭТО волшебством. И в тот же миг в рациональном и будничном мире, среди законов физики, среди логики, действий и противодействий возникла магия.
Это была не такая магия, какую применил Брокк. Это была свободная, чистая, никем не управляемая магия. Она вспыхнула и наполнила собой воздух. А Кривц ощутил, пусть и на короткое мгновение, легкое удовлетворение от проделанной работы…
Это происходило не только с Кривцом. Многие талантливые люди, которые так безрассудно променяли свои способности на бессмертие, рано или поздно доходили до пределов отчаяния и искали спасение в том, что они раньше так хорошо умели делать. Кто был музыкантом — неумело дергал струны гитары, писатели — неловко складывали слова в несуразные предложения, поэты — искали рифмы. И каждый из них, может быть против воли, а, может, подчиняясь неведомым законам, открыл путь магии. Ведь магия подобно искре, зарождается от ударов двух камней — отчаяния и желания…
— Неплохая предыстория. — пробормотала бабушка Фима, поглядывая на часы. — Надеюсь, мы скоро перейдем к той части, где все объясняется, верно? Пока я не очень улавливаю, при чем тут конец света.
— Вас не удивляет моя история? — удивился Гайозет.
— Меня удивляет. — вставил Семен.
— Когда я работала в одном секретном отделе, мы поймали врага народа. — многозначительно произнесла бабушка Фима. — Им оказался бродячий волшебник. Он не стал долго упираться и рассказал все, что знал о магии. Вот примерно ту же самую историю, что я слышала сейчас. Мы решили, что это выдумка и отправили волшебника на север.
