Марианна Алферова - Небесная тропа
– У себя в комнате, – ровным голосом отвечал ЭРик. – Она умерла.
– Что?! – Белкин опешил.
Ирина ахнула и схватилась за грудь.
– Если я что-нибудь могу сделать, я для нее сделаю. – Отстранив Белкина, ЭРик шагнул к двери.
– Тимош, держи его! – крикнул Николай Григорьевич.
Но Тимошевич и без подсказки вытащил «Макаров», направил его в голову ЭРику и прошипел сквозь зубы:
– Ни с места.
– Это глупо. – ЭРик развернулся и неуловимым по быстроте движением выхватил из рук Тимошевича пистолет.
– Не люблю, когда в меня тычут оружием. – Он стиснул пистолет в ладони с такой силой, что тот превратился в бесформенный серый комок, похожий на кусок пластилина. – Особенно огнестрельным, – уточнил ЭРик и швырнул комок в угол.
Все стояли, не двигаясь и, кажется, не дыша. Желание задержать гостя улетучилось.
Когда ЭРик выскочил во двор, Фарн по-прежнему стоял возле мусорного бака и улыбался улыбкой победителя.
– Верни ее к жизни! – потребовал ЭРик, глядя на белоголового с ненавистью.
– Ты должен исполнить мое желание, как все исполняют мои желания, хотят они того, или нет.
– Что тебе надо?
– Талисман.
– А если я не отдам его?
– И не надо. Мы прокатимся на твоем прекрасном трамвайчике в прошлое, и талисман сам собою исчезнет. Только и всего.
– И ты вернешь Танчо к жизни?
– Я скажу, как это сделать. Соглашайся. У тебя нет выхода. Если тело Танчо отправят на вскрытие, то в крови обнаружат повышенное содержание наркотических веществ. Тебя обвинят в том, что ты сначала напичкал ее наркотиками, потом изнасиловал и убил. И все поверят. Даже мама Оля. И Танчо, к сожалению, не сможет тебе помочь: потому что ее выпотрошат, как цыпленка, и зашьют.
– Мерзавец! Это ты напоил ее отравой, после того как замочил тех двоих.
– Не надо эмоций. Служи мне, и ты получишь все, что желаешь. И даже чуть-чуть больше.
Глава 6
Трамвай качало на перегонах так, что, казалось, он сейчас сорвется с монорельса. Вагон был старинный – с потемневшими деревянными скамьями вдоль стен, с ручками, свисающими с потолка на кожаных петлях. Пол в синюю шашечку. Странный пол для трамвая, скорее уж подходит для какой-нибудь бани. ЭРик сел на скамью. Фарн – напротив него.
– Да, парень, ты вляпался, – усмехнулся Фарн. – Как только ты назвался ЭРиком Крутицким, талисман начал светиться. Это пожелание самого штабс-капитана: мой внук оживит талисман. О, человеческая наивность! Он почему-то рассчитал, что к тому времени, как появится на свет внук, режим квакнется. Ха-ха! Вместо этого система пожрала его собственного внука. Ну, скажи на милость, зачем ты в это влез? Что тебе нужно? Деньги? Квартира?
– Я вернулся к маме, – невозмутимо отвечал ЭРик.
– Благородный самозванец – это что-то новенькое.
– Не самозванец, раз могу взять талисман, до которого ты боишься дотронуться.
– Да, завладеть этой штукой я не могу, – согласился Фарн. – Но могу его уничтожить. И его надо уничтожить! Талисман, дарующий святость власти – чушь! Власть не может быть святой.
– Но талисман существует, – позволил себе улыбнуться ЭРик.
– Но он никому не дает власти. Никому! Он ее только отнимает. Все эти жертвы террора на совести твоего деда: не имея всей полноты власти узурпаторы вынуждены были прибегать к насилию. Все эти потоки крови – лишь следствие того, что кто-то не хочет склонить свою слишком гордую шею.
– Мой дед ничего не выдумывал. Нет власти аще не от Бога… Ну, так кто из нас самозванец?
– Нет ничего бессмысленнее слова «нет», – прошипел Фарн. – Любая страна, любая баба, в конце концов отдадутся победителю. А твой талисман – это пояс верности, оберегающий влагалище шлюхи. Но он скоро исчезнет, и все пойдет, как надо.
– Нам пора, – сказал ЭРик, поднимаясь. – Мы приехали.
Небо, разрисованное тонким узором перистых облаков, отсвечивало золотом, как будто сумасшедший художник-концептуалист развесил за Невой ажурную вуаль.
Фарн коснулся земли и обернулся, надеясь увидеть за спиной серо-коричневый монолит Исаакия. Но вместо собора возвышалась необъятная высоченная башня. Она была так стара, что дожди и ветер стерли прожилки между камнями, и теперь башня казалась огромным деревом, растущим из земли.
– Что это? – Фарн сморщился, будто увидел нечто отвратительное.
– Столетняя башня. Она сохранилась со времен ингерманландской крепости.
– Что?! – взревел Фарн. – И где мы находимся по твоей милости?! Куда завез нас твой дурацкий трамвай? А?
– В Петербург, – не моргнув глазом, отвечал ЭРик.
– В какой Петербург?
– В мире, который выдумал я.
– Здесь никогда не было подобных башен. На месте собора не существовало крепости.
– Да, это в реальном мире крепость Ниен-шанс стояла при впадении Охты в Неву, и Петр приказал земляную крепость срыть. А моем мире каменные укрепления Шанцен-ние стоят здесь, крепость сохранилась и выглядит именно так. Это мой мир, и я знаю о нем все, мне знакомы любые его закоулки. А ты не знаешь об этом мире ничего. Это – единственное место, где я могу одержать над тобой победу.
– Призрачная победа в призрачном городе немногого стоит! – презрительно фыркнул Фарн.
– Ты – тоже призрак.
– Я – настоящий!
– Я – тоже!
– Подонок! Решил обмануть меня! – взревел Фарн. – Твоя девчонка теперь умрет. И ты умрешь!
Но ему никто не ответил: нахальный мальчишка исчез; заскрипела, закрываясь, дверь. Трус решил укрыться в своей мерзкой башне. Хорошо бы в распоряжении Фарна оказался взвод бравых ребят в камуфляже и они бы изрешетили все живое. А потом бы долбанули ракетой по старинным камням, и тогда бы сразу стало ясно, кто прав. Но желания Фарна не воплощались в этом мире. Впрочем, живого здесь ничего нет. Кроме наглого трусливого мальчишки.
Пришлось бежать за ним. Дверь не была заперта и отворилась с неохотой, пропуская Фарна внутрь. Огромный зал освещался факелами, стены покрывал слой копоти. В неверном красноватом свете с трудом различались стоящие вдоль стен доспехи, старинные карты в резных рамах, висящие повсюду, и потемневшие до черноты дубовые скамьи. Огромное полотно – портрет Петра во весь рот в рыцарских латах, на котором Петр был похож на светского кавалера, а не на царя-плотника, висело так, чтобы на него падал свет из узкого окна-бойницы. Фарн двинулся к следующей двери. За ней обнаружилась лестница, которая привела его в тупик.
– Бред шизофреника, – пробормотал Фарн и вернулся назад.
Дверь, ведущая в залу, оказалась запертой. Фарн попытался ее вышибить, но не сумел. Вновь стал подниматься по лестнице. И пройдя ее до половины, обнаружил узкий проход, который прежде, в пылу погони, не приметил. Он очутился в круговой галерее со множеством дверей. Приоткрыв одну из них, Фарн увидел женщину в белом крепдешиновом платье, светло-русые ее волосы были приподняты валиком надо лбом, а сзади сколоты гребнем. Фарн спешно захлопнул дверь.
