akchisko_san1 - Рики Макарони и Вестники Ниоткуда
— Ну конечно, тебе не вредно знать, о чем вокруг болтают, — согласился профессор, когда они, дожидаясь у вольера возвращения Барона, чистили морковку для единорогов. – Ты веришь, что на древних сокровищах обычно лежит проклятие?
— Ну, — Рики неопределенно пожал плечами, — я не верю, что вещи, будь то ценности или просто деньги, могут кому‑то помешать.
— Не сомневаясь, скажу тебе, что само богатство, возможно, и не перенимает ауру, но тот, кто его копит ради накопления и не собирается использовать, явно нездоров. Вообще‑то, история сокровищ Кьяпацци очень поучительна.
Жил такой благородный бездельник, вроде идеала не буду называть имен. Всю жизнь он посвятил крестовым походам, был удачливым воином и привозил из‑за морей несметные богатства. Он, конечно, был щедр и помогал с их помощью нуждающимся. С точки зрения нынешних законов, сплошная уголовщина: оттуда крал, а здесь помогал бедным, которые были бедными из‑за этой войны. В общем, сражаясь в каком‑то городе, однажды он спас жизнь мальчишке по имени Ринальдо. В результате тот навсегда остался его оруженосцем. Они полностью доверяли друг другу и не раз выручали в бою один другого.
Однако с синьором постепенно стало происходить то, чего и следовало ожидать, — Доматор отер пот со лба. – Вначале бескорыстный сверх всякого здравого смысла, он свихнулся на почве жадности. Он продолжал возить деньги и драгоценности, а Ринальдо приказал охранять их. Он наложил заклятье для надежности: если деньги увидят солнечный свет, сторож погибнет. Однажды хозяин не вернулся, а Ринальдо сидел в его замке на сокровищах много веков, непонятно, чем он питался, вроде как охотился. Иногда он позволял детям из ближайшей деревни поиграть с драгоценными камушками, но никому ничего не дал. А потом деревню Кьяпацци уничтожили ливневые дожди. Ринальдо впустил крестьян в замок синьора, а потом отдал часть сокровищ на восстановление хозяйства. Он умер тем же утром и, наверное, был очень рад, что эта волынка для него закончилась. Отсюда мораль – всегда надо думать своими мозгами, как бы ты не чувствовал себя обязанным пусть самому прекрасному человеку.
— Даже если это долг жизни? – спросил Рики.
— Знаешь, да, — сердито заявил Доматор. – Главная ошибка многих людей заключается в том, что они ждут благодарности, и это мешает им заниматься своими делами. Когда мне было двенадцать, я впервые поехал на охоту в Африку. Там мне спас жизнь совершенно посторонний человек, местный, которого я, наверное, больше никогда не увижу. Меня потрясло то, что, встретив на другой день, он не узнал меня. То же самое мне приходилось делать потом для других, просто потому, что так надо. Я убежден, что благодарность не должна быть камнем на шее, который тянет нас на дно. Собачья преданность – это не для людей.
— А любовь? – не удержался Рики.
— Прекрасное чувство, — вздохнул преподаватель, но далее на эту тему распространяться не стал.
«Карлотта в этом, конечно, с ним бы согласилась», — подумал Рики. Рассуждения Доматора сбили его с толку.
Поэтому, когда однажды утром тетя Мария спросила, как дела в школе, вместо ответа последовал рассказ.
— Знаешь, твой преподаватель абсолютно прав, — заявила она, выслушав. – Жаль, я в его годы не была такой умной.
— Ты не хочешь, чтобы рядом был человек, который на все готов ради тебя? – удивился Рики.
— Был у меня такой человек, — усмехнулась тетушка. – И это плохо кончилось, потому что я гнала не туда. У тебя есть друзья?
— Да, — ответил Рики.
— Как они поступали с тобой, когда ты бывал неправ?
Рики задумался, и ему удалось припомнить такие случаи.
— Они останавливали меня, — ответил он.
— А представь, если бы они потакали тебе и шли за тобой, — сказала тетка, надкусывая бутерброд.
— Нет, они слишком умные для этого… — начал Рики и осекся. Внезапно ему сделалось не по себе.
С тех пор как он уехал из дома, с ним не было такого. Голова заболела, он как будто проваливался куда‑то, то ли в воспоминания, или же в другую реальность, потому что те неразборчивые картинки, которые мелькали перед ним, точно не случались в этой жизни.
— Это хорошо, когда такие умные друзья.
Этот голос был ему знаком, а вот подавленная горечь в нем – внове. Рики с надеждой поднял взгляд.
— Доброе утро, синьора, — поздоровалась удивленная тетка.
Миссис Дуглас в халате прошествовала в кухню.
— Я собиралась разогреть вам цыпленка, — проворчала домработница. – Нельзя же пять дней в неделю каждое утро так, как вы. Мне в свое время не хватило духу остановить мужа. Я во всем его поддерживала, хоть и понимала, что лучше бы он этого не делал. И в результате он угодил в тюрьму. Теперь это вредит карьере моего сына, и вообще дети меня знать не желают.
— А если бы вы были сама по себе? – спросил Рики.
— Я сейчас сама по себе, в итоге жизни, — буркнула миссис Дуглас, возясь у плиты.
— От выбора никогда не стоит уклоняться, — сказала тетка, — иначе кто‑нибудь все равно сделает его за тебя, а вот последствия будут твои. Тот, кто злоупотребляет преданностью другого, в лучшем случае жулик, — добавила она. – В худшем, он не понимает, что делает, и сам с собой нечестен.
— Вы считаете, — миссис Дуглас, не глядя на собеседницу, поставила на стол блюда с горячим цыпленком, — честность тут может помочь?
— Честность – да, — не задумалась тетя Мария. – Другое дело, что часто люди преподносят как честность безразличие к чувствам других.
— Правда – острое оружие, Рики, — изрекла миссис Дуглас, — и требует осторожного обращения.
Рики нахмурился – не то же самое ли он слышал от Дан накануне отъезда?
Идя на урок, он был задумчив. Рики давно перестал смотреть по сторонам, в планировке школы не было ничего сложного – две симметричные лестницы с двух сторон башни…
«Отдались!»
Рики остановился как вкопанный и огляделся. Вокруг не топталось никого на расстоянии пяти шагов, а сам он стоял возле двери в каморку, где вроде бы хранился всякий инвентарь. И вдруг эта самая дверь распахнулась; Рики отпрыгнул назад, точно заяц; если бы он шел дальше в обычном темпе, ему бы досталось. Из каморки между тем вышел ни кто иной, как профессор Пигнолли. Возможно, он не заметил бы Рики, если бы мальчик не замер столбом.
— Чего пялишься? – рявкнул он.
«Начинается, второй раз, а ведь день даже не начался!» — в отчаянии подумал Рики. Он снова проваливался – на этот раз его тошнило. Вибрирующее беспокойство усиливало основное чувство – его едва не скрутило от отвращения. Профессор же, казалось, позеленел от гнева.
— Вы только что чуть не ударили его дверью! – зарычала неизвестно откуда взявшаяся Карлотта.
