Юрий Циммерман - Серебро далёкого Севера (СИ)
"А сам палец‑то есть, или я и его лишился?" Но нет, указательный палец правой руки был на месте, в чем удалось убедиться моментально, просто согнув его и разогнув обратно. Зато воспоминание об Энцилии потянуло за собой другие картинки из прошлого, и Юрай узнал наконец человека, стоявшего сейчас чуть поодаль. Вспомнил, кому принадлежит это длинное, узкое и бледное лицо, обрамленное длинными волосами. "Зборовский! Конечно же, это барон Зборовский. Ну, слава двум богам, мы все еще вместе. Да, но где? И что это за крепкий мужик с бородкой, который так внимательно на меня смотрит? Властный взгляд, волевой подбородок, и кольцо на пальце – да не просто кольцо, а перстень, достойный какого‑нибудь архимага… Хорошо, но почему же я тогда не чувствую его силы? Ни потоков, ни вибраций, совершенно ничего. Я что, оглох?"
Молчание между тем затягивалось, и Юраю нестерпимо захотелось разорвать эту тишину, а заодно проверить, способен ли он еще вообще разговаривать. И, с трудом напрягая еще не вполне послушные губы, преодолевая сухость во рту – даже не его преподобие тайный советник, но давешний деревенский алхимик просто и незатейливо заговорил о том, что его в данный момент волновало больше всего.
– Так‑так, господин хороший… Сдается мне, что всё самое интересное я пропустил. Но к обеду‑то, надеюсь, не опоздал? Или хотя бы к ужину? А то уж больно кушать хочется!
…….
– Прошу вас, Юрай, угощайтесь на здоровье! Особенно уху рекомендую. Отменная ушица, архиерейская. Ручаюсь, у вас в Энграме такой не испробуешь – рыбёшка в Мейвене больно мелковата, не в обиду вам будь сказано.
Для исцелившегося энграмского гостя это был уже третий ужин за столом верховного мага Белозерья, но он все никак не мог остановиться и усердно поглощал пищу, почитай, что за троих. То ли утрата сил при сумасшедшем телепорте так на него повлияла, то ли сказались долгие дни голодания, пока он пребывал в беспамятстве. Но скорее всего, виной всему была могучая сила убеждения хозяина, хлебосольство которого ничуть не уступало его магическому дару – а уж на недостаток колдовской силы Всесвяту жаловаться, судя по всему, не приходилось.
– Ну конечно же, Светлейший, ваши царские сомы знамениты по всему Кругу Земель, спорить не стану, – смиренно согласился Юрай, зажевывая ломтем свежеиспеченного каравая очередную ложку пряного и пахучего варева. – Но ведь их, насколько мне известно, регулярно доставляют ко двору каждого из властителей. Так что же мешает приготовить точно такую же уху, допустим, на императорской кухне владыки Тао‑Ци? Или подать к столу короля Франсиско? И отчего она так странно называется, если уж на то пошло – архиерейская?
Вообще говоря, Юрая занимали сейчас совершенно иные заботы. За время, прошедшее после пробуждения, он уже успел в общих чертах освоиться со своим нынешним положением. Хотя от рассказов Зборовского о том, что же именно случилось с ними после чародейского бегства от разбойников на большой малоросской дороге, голова пухла и шла кругом. Попасть на брега Бела Озера, да еще и в гости к самому Всесвяту, да еще и при помощи Высшей Сущности, тщательно спрятанной – по словам барона – под личиной разбитной девахи! Да уж, дружбан Славко такому бы даже после второй бутыли самогонки у "Бурого медведя" ни в жизнь не поверил.
Юрай осторожно скосил глаз на веселую круглолицую Таньку, которая сидела на супротивной от него стороне стола и оживленно переговаривалась о чем‑то вполголоса с Владисветом. Ничего необычного, магического и уж тем более сверхъестественного заподозрить в ней было сейчас невозможно: девица как девица, даже и не то чтобы красавица. Интересными были, впрочем, те взгляды, которыми они обменивались с бароном. Мелькала в глазах у обоих какая‑то потаеннная лукавинка, неуловимый оттенок интимости, прячущийся под дружеской подколкой… Из чего само собой возникало подозрение, что Зборовский был не до конца откровенен в своем рассказе и что эту сладкую парочку связывает еще кое‑что, помимо исцеления незадачливого мага, изрядно пострадавшего от собственной неумелой волшбы.
"Любопытно, конечно, но у меня сейчас хватает и собственных проблем, над которыми стоит ломать голову. Как вернуть магические способности, например, и возможно ли это вообще? Если нет – то есть ли вообще хоть какой‑нибудь смысл продолжать наше путешествие? А если да – то как, и что для этого надо делать? Прежнее кольцо хоть слабенькое было, но моё, а что теперь?"
В голове Юрая роилось и жужжало сейчас еще множество вопросов, но ответ на них мог дать, похоже, один лишь только Всесвят, который между тем упоенно расписывал достоинства и уникальность белозерской национальной кухни. И, следовательно, сейчас надо было старательно поддерживать светскую беседу и караулить подходящий момент, чтобы эти вопросы ему задать.
– Так вы говорите, Светлейший, первыми стали готовить такую уху ваши монахи, для патриаршей трапезы в День прославления Армана? И сам Рыгор Блаженный в незапамятные времена утвердил сей рецепт, признав его боговдохновенность?
– Именно так, ваше преподобие! – Произнося титул собесеседника, Всесвят иронически усмехнулся. Уж ему‑то нарочитость и неискренность этого звания были очевидны. – Но в чем здесь соль, милейший? А в том, что самый первый отвар делается вообще не с рыбой, а с курицей, олицетворяющей нас с вами, тварей божьих. Зато в третий, заключительный отвар кладется уже не просто рыба, а рыба самая что ни на есть царская, хозяин вод Бела Озера – наш чудо‑сом. И знаменует он силу и благословение Армана. Но вся особинка – во взваре втором, что соединяет и укрепляет эту уху словом и духом Тинктара… Для него‑то, для второго взвара, и потребна разнорыбица особая, та, что нигде, помимо Белозерья, не водится, но с другой стороны – недорогая, и везти ее за тридевять земель ни один купец не станет: уклейка, например, ежеванка, или чехвец. Вы, поди, и названий таких не слыхали?
– Ваша правда, Светлейший. Если бы там окунь или плотва – это понятно, даже ёрш у нас встречается. Но вот эти ваши наклейки и ухватки…
– Уклейка, дорогой мой! Уклейка и чехвец. Но что‑то вы кушать перестали. Испугал я вас фирменным рецептом?
– Да нет, Арман упаси. Просто, безмерно ценя ваше гостеприимство и отдавая должное великолепию белозерской кухни, я вынужден с огорчением признать, что естественная вместимость моего желудка имеет свои пределы. А увеличить ее магическим путем я в данный момент не способен – по причинам, от меня не зависящим и, к тому же, самому мне не вполне понятным.
"Ты полюбуйся, как завернул‑то! Уместно, велеречиво, и плавно подводя к своим проблемам, – горделиво отметил про себя Зборовский по ту сторону стола. – Сразу видно, моя школа!"
![Юрий Циммерман - Серебро далёкого Севера [СИ]](/uploads/posts/books/75683/75683.jpg)
