Ростислав Левгеров - Тысячеликий демон
Там…
Да, теперь я вижу. Вижу.
Эй, очнись!
Почему твои глаза закрыты? Почему ты молчишь? Почему я не чувствую тебя?
Вчера порвалась нить. Я вдруг понял, что… нить порвалась и…
Я до сих пор держу обрывки в руках.
Ты плачешь, но тело твое холодно.
Но я так люблю тебя.
Ты мой мир, моя принцесса, мой дом, мой воздух, моя земля. Вот тропинка, по которой мы каждый день гуляли. Вот дворец – смотри, как играет солнце на позолоченных куполах.
А там, за холмами – логово дракона, и сколько раз я побеждал его. Ради тебя. Ради твоей улыбки. Твоего смеха. Твоих волос. Тонких пальцев, сложенных вместе.
Ради твоих слез, застывших, трепещущих на щеках.
Ведь ты – это я!
Ты не могла умереть. Ты не могла сжечь мой мир.
Как ты могла… покинуть меня? Это невозможно. Я здесь совсем один. Нет больше ни тропинки, ни дворца, ни огнедышащего дракона.
Есть пустота и мой взгляд вязнет в ней.
Когда-то я слышал (или мне это приснилось?), что есть другой мир, где нас много.
Но я не знаю, как его отыскать. Это долгий путь и без тебя мне не пройти его.
Я люблю тебя.
Будивой Седобородый что бормочет, глядя на распростертое перед ним молодое тело. Позади него крутобёдрая Белка плачет, вытирая слезы фартуком. Скорбные лица сереют в полумраке.
Тихо так, что слышно как плещется о берег Крин.
Шелестят березы у княжьего заплота.
Низенький маленький мостик, и на нем лежит увядший кленовый лист.
Холодно.
Если бы я мог сказать что люблю тебя, но… тебя нет, а значит нет ничего.
Пустота вползает в меня и я задыхаюсь…
"О боже! – Искра незаметно для себя въехала в реальность. Над ней метались люди, и громко кричал Черный Зуб, но она не замечала и не слышала их. – О боже. Неужели и он… и Светлогор".
Поднявшись, она очутилась прямо перед Вьюнком. Как в дурном сне она увидела выпавший из его рук факел, сверкнувшее лезвие ножа, скованные неуверенные движения.
Кровь из горла, хлещущая ей в лицо. Вьюнок медленно заваливался набок, а его юное одухотворенное лицо выражает сожаление.
Искра закрылась руками, она задыхалась, она словно тонула.
А потом резко все прекратилось.
Искра увидела у своих ног Вьюнка с перерезанным горлом. Она вдруг поняла, что стоит над ним, освещая его и разглядывая, будто диковинку.
Ей стало дурно, она упала бы, если б кто-то подхватил ее.
– Угрюм, успокойся! – говорил Горыня, держа под уздцы коня рослого бородатого дружинника, которого в свою очередь, держали двое. – Не дури! Хватит нам Вьюнка. Он был молод и глуп. Но ты-то!
– Уйди! – чуть не плача орал Угрюм. – Уйди, дай мне… – Он вдруг осекся, глаза его затуманились, приобрели бессмысленный нечеловеческий вид, с уголка губ стекла слюна.
– Чего? Чего дай мне?
– Освободите, освободите меня! – Угрюм одним ловким движением скинул с себя державших его дружинников, взмахнул наотмашь кнутом, попав кому-то по лицу, кто в ответ разразился резкой бранью, вскочил на коня и вонзил ему в бока шпоры.
Конь дико заржал, резко взвился на дыбы, – Горыня выпустил из рук поводья и от неожиданности завалился на спину, прямо на столпившихся сзади воинов.
– Ах, ты!..
Угрюм еще раз подстегнул коня, пригнулся к холке и кинулся в смертоносный туман.
Его было не остановить. Безумный нечленораздельный крик Угрюма еще дрожал в воздухе, когда сначала голова коня, его шея, затем руки воина, плечи, тело, – всё плавно, неуловимо превратилось в мощный кровавый поток, влившийся в неистовство Хаоса.
Следом раздалось много криков, дружинники заметались и трепыхавшийся свет факелов больно бил в глаза. Что-то оглушительно кричал Злоба – что именно не разобрать, Лещ ползал по земле в поисках упавшего факела – потухшего, втоптанного в землю.
И в самом центре охватившего людей безумия неподвижно стоял Черный Зуб, глядя наверх, туда, где скрылось ночное небо. Он подставил ладонь, словно ожидая дождя.
Какая-то черная точка незаметно опустилась и расплылась по теплой ладони.
– Берегись! – истошно завопил Черный Зуб. – Берегитесь! Закрывайтесь, не дайте факелам погаснуть!..
Вслед за этим на головы людей обрушился настоящий ледяной кровавый дождь. Людей охватила паника – кто упал на землю, закрывшись руками, плащом; кто махал над собой факелами, в ужасе стряхивая с себя крошащиеся от нестерпимого холода капли; кто забился под повозку.
Вопли, беготня, багровые, почти черные стрелы, прорезающие воздух, превращающие в пар влагу.
– Это смерть, ребята! Смерть!
Искра, чувствуя острые жалящие даже сквозь одежду удары кровавого ливня, устало ползла по земле. Голова кружилась, лица дружинников казались грязно-желтыми пятнами, забрызганными черными чернилами.
Так же неожиданно дождь остановился.
– Кто-нибудь цел? – спросил Черный Зуб. – Я спрашиваю, кто-нибудь уцелел?
– Да все вроде… – тихо прозвучало в ответ.
Медленно и, кажется, бесконечно устало поднялся Горыня, его поддерживал Гудим.
– Надо жечь лес, – сказал Черный Зуб. – Нам не пробиться. Он не отпустит нас. Жечь все подряд и стоять здесь до утра.
Горыня коротко кивнул и сел на землю.
– Действуй, – бросил он. – Я сейчас, только передохну…
Искра подползла к нему, повернула его лицо к себе.
– Как ты? – чуть слышно прошептала она. Почему-то она была уверена, что сквозь неумолкающий рев мрака, он ее услышит.
– Все в порядке. – Горыня попытался улыбнуться. – Только устал. Устал что-то…
Черный Зуб, Девятко, Гудим, Злоба и еще несколько человек бегали в придорожной чаще с зажженными ветвями. Раз за разом вспыхивали деревья, окружая изможденный, потерявший было всякую веру в спасение отряд кольцом живительного огня.
Мрак скрылся, и наступившую тишину заполнил треск полыхающего леса. Дружинники мрачно смотрели на пляшущие языки пламени, щурили глаза, вздыхали, глупо смеялись.
Погибли дружинники Гвоздь и Быслав – оба исчезли, от них не осталось даже и следа.
Скоро рассвет. Эта ночь и так затянулась. Искра лежала в одной из повозок, ничего не соображая, воспринимая происходящее лишь урывками. Ощущение такое, будто она спала колдовским сном, бездонным и мертвым.
Реальность, окружавшая ее – эта суета, смятение, ржание перепуганных шарахающихся коней, ужасная смерть Угрюма, кровавый дождь, а за ним кратковременная тишина, в которой звучит ни на что не похожий глубокий проникновенный голос Черного Зуба; пожар, удаляющиеся (зачем?) вглубь леса фигуры воинов, – раз за разом обрушивались на нее.
