Эри Крэйн - Единство
Волин скоро вернулся в храм с кипой свитков, а следом за ним вкатился тонкий каменный блин.
— В этот раз я сам помогу тебе, — старик мыслью опрокинул круг на бок и протянул лучнику бумагу.
— Оставьте. Мне понадобится некоторое время, чтобы перевести. Будет лучше, если я скопирую письмена, а после займусь переводом. Не беспокойтесь, я не заставлю долго ждать и отдам вам оригинал.
— Да, конечно, пусть будет так, — Волин волновался, словно рыбак, выследивший в темных водах луноглаза и не собиравшийся дать тому скрыться. Еще немного и ему откроется тайна, так рьяно оберегаемого им храма стихий!
Люфир встал на плиту, и та плавно поплыла вверх, подчиняясь воле старика. Постукивая стержнем по обложке дневника, юноша удовлетворенно смотрел на приближающуюся первую строчку. Волин не почувствовал обмана в словах лучника. Все, что переводил Люфир до этого, по сути, было высокопарной чепухой, не имеющей особого значения, которую можно было разглашать без опаски. Но начертанное на монолите хранило знания, которым в посторонних умах было не место.
Недель, потраченных на перевод и совершенствование владения языком Моря Теней, хватило, чтобы Люфир с легкостью понимал написанное, умело складывая слова в долгие фразы. Он с самого начала не собирался раскрывать Волину тайны храма. Прочесть древний текст не составляло труда, так же, как и подготовить на скорую руку поддельный перевод, не имевший ничего общего с символами на скрижали.
Плита достигла вершины монолита и замерла, позволяя Люфиру приступить к переписыванию.
— Постарайся не задерживаться, молодые годы остались далеко позади и долго удерживать эту штуку я не смогу, — прокричал Волин, едва сдерживая дрожь в руках от нетерпения. Мерцание скрижали завораживало его, прося отдаться целиком, стать его верным последователем и слугой.
— Посмотрим, — Люфир осторожно коснулся пальцами свечения первого знака и, ничего не почувствовав, открыл записную книжку. Стержень заскользил по странице, выжигая слова.
«Я оставляю это послание во имя нашей семьи и вопреки воле отца. В своем озлобленном безумии он давно утратил способность зреть в будущее, где наши потомки и потомки его учеников будут блуждать во мраке неведения, позабыв о своих истоках и ответственности, возложенной на них волею судьбы и одного простого человека, ставшего когда-то Первым магом.
Если ты читаешь эти записи, значит, являешься не простым странником в Море Теней, но смог обуздать его суть, понять законы и язык. Я допускаю, что когда-нибудь появятся укротители стихий, достаточно талантливые, чтобы сроднится с истоком силы всех магов, но, вероятнее всего, этот дар достался тебе по праву рождения и берет свое начало в крови моего отца.
Он не одобрил бы мой поступок, но его время прошло, а большая часть силы перешла ко мне и моей сестре. Но он все еще силен, а потому я вынужден скрыть свое послание в месте, куда ему не попасть, и за дверью, которую его строптивый разум не сможет отворить. Отец настаивал, чтобы история нашего рода не коснулась ни единой страницы, дабы защитить его от недоброжелателей и откровенных врагов. Но он не подумал, что века скроют истину и от нас самих, стерев прошлое, а за ним и тропу в будущее. Поэтому я создал материал, неподвластный ни времени, ни пространству, и доверил ему самое сокровенное — историю единства.
Мы с сестрой родились в один день, незадолго после того, как отец с матерью покинули Огнедол и обосновались посреди Восточного океана в величественной башне, сокрытой стихиями от непрошеных гостей. Наша сила проявилась сразу после рождения, и отцу не раз доводилось бороться с внезапными штормами, приходившими извне, и пожарами, один за другим вспыхивающими внутри, пока мы не повзрослели и не взяли свой дар под контроль.
Я с легкостью справлялся с жизнью отшельника, тем более в башне, размеры которой не смогли бы стеснить и целый полк. Сестру же невероятно утомляла необходимость сидеть посреди океана, не зная мира и величия Огнедола, открывшегося нам с годами. Ветер уговаривал ее отправиться в странствия, а тайфуны подначивали взбунтоваться против всех вокруг. Сестра не раз жаловалась, что сила пламени и земли должна была достаться ей, и что со своей мягкостью и уступчивостью я не в силах раскрыть все величие подвластных мне стихий. С возрастом она поняла, что распорядись судьба иначе, камень и огонь в ее руках повергли бы мир в хаос, но жаловаться не перестала.
Сестра всегда была ближе к отцу, понимая и принимая его обиду и непреклонность в решениях, словно не разделяла душу с беззаботностью ветра и терпимостью воды. Думаю, именно то в нас, что другие назвали бы несоответствием нравов и подвластных стихий, было идеальным тандемом нашего мира и Моря Теней. Это позволило нам не сгубить нас самих и все доброе, что сделал для человечества отец.
Я почти не пишу о матери. Семья научила нас принимать друг друга такими, как есть. Только это мне и осталось делать, когда отец забрал жизнь женщины, родившей меня с сестрой. Я бы мог остановить его, или обратить все вспять, если бы сестра не удержала меня тогда. Она чувствовала отца лучше и видела дальше меня. Думаю, в тот день она спасла мою жизнь.
Мне сложно объяснить, почему простить отца удалось мне, а не сестре. В то время мы уже были вольны покинуть нашу укромную обитель. Я часто навещал отца, оставшегося встречать старость затворником, но сестра возвращалась в дом всего пару раз. Я мог бы списать все на жажду странствий и вольный дух, если бы не знал ее, как самого себя.
Мы не раз виделись на просторах Огнедола, где сестра впитывала в себя всю сладость жизни в обществе, тогда как я был погружен в созидание собственного города. Прохаживаясь по пустынным улицам, я представлял на них играющую детвору и женщин, собирающих с яблонь сочные плоды. Я мечтал о дне, когда каменный свод растворится вместе с утренним туманом, город поднимется из скалистых пучин, и солнце заструится по его крышам, капая на головы прохожих солнечными зайчиками.
Но ныне это невозможно. Пока Огнедол раздирает междоусобица, а воины Церкви сталкиваются в ожесточенной борьбе с укротителями стихий, мое детище останется в тиши земли, дожидаться дня, когда между выходцами одной силы воцарится мир. Тогда мои с сестрой потомки представят Небесам город, что я воздвиг, как символ единения и бессмертия.
Я завещаю Город Единства наследникам крови Первого мага и вверяю им ключ, способный пролить солнечный свет на взлелеянные мною сады и дома. Я оставляю его в пещере за водопадом, и право воспользоваться ним обретет лишь подлинный наследник моей силы.
