Светлана Середа - Эртан-2 (версия с СИ)
— Убедительно.
— Что значит — «убедительно»? Вы мне не верите?
— Еще три дня назад вы не были беременны. Я спрашивал у магистра.
— Что?! — кровь снова бросилась мне в лицо, на сей раз — от ярости. В этом проклятом дворце вообще хоть что-нибудь можно сохранить в тайне?! — Вы не имели права!
Но злость схлынула почти моментально. Какая разница? Когда я выйду замуж за крон-принца, моя беременность — не важно, реальная, мнимая или потенциальная — будет живо обсуждаться в любой таверне. Я едва не застонала от отчаяния. Господи, как меня угораздило во все это вляпаться? Почему я просто не погибла в той аварии, как все нормальные люди?
— Я волновался, — глухо пояснил Дан.
Он исподлобья посмотрел на меня:
— Вы что-то скрываете, Юлия. Но раз вы решились на такую ложь, значит, дело и впрямь серьезно. Не стану донимать вас вопросами.
Он вернулся к окну и устроился на подоконнике, свесив одну ногу вниз. Я проводила его подозрительным взглядом. И это — все?!
С одной стороны, его покладистость была очень кстати, потому что и нервы, и актерские способности подошли к концу: я была не в состоянии продолжать этот спектакль. И все-таки было немного обидно… нет, вру, было чертовски обидно, что Дан поверил в созданный мной образ "охотницы за женихами". Но я ведь и сама себе почти поверила, можно ли винить его?
Я села на кушетку, пытаясь сохранить независимый вид, но взгляд невольно притягивался к темной фигуре на фоне окна. Дан изменился за те несколько месяцев, что прошли с нашей первой встречи. Отрос ежик выгоревших волос — свой цвет оказался темно-каштановый, чуть темнее, чем у Женьки. Посветлел загар на щеках. От ежедневных тренировок раздались плечи и грудь. Но главное — изменился взгляд. В первые дни в глазах Дана то и дело проскальзывала растерянность, как у заблудившегося щенка. Сейчас это был взгляд человека, который точно знает, чего хочет. И, может быть, из-за этого выражение лица стало более жестким, хотя, казалось бы, должно быть наоборот: чем бы ни занимался Дан до нашей памятной встречи у разрушенного форта, ему явно пришлось несладко.
Впрочем, у Дана от природы было жесткое лицо с правильными, но слишком резкими чертами, словно лепивший его скульптор поленился довести свое творение до идеала. Дан не был ни красивым, как Вереск, ни даже обаятельным, как Женька. Встреть я его на улице — прошла бы мимо, не заметив. Но, как это часто бывает с замкнутыми людьми, улыбка полностью преображала его: искренняя, открытая, она давала понять, что ее обладатель вовсе не так холоден и отстранен, каким выглядит снаружи. Даже глаза делались светлее. Ничего сверхъестественного в этом не было, но меня неизменно подкупала такая метаморфоза, и порой — каюсь — я даже специально поддразнивала Дана, чтобы вызвать ответную улыбку. А еще я никак не могла отделаться от ощущения, что эта улыбка мне кого-то напоминает, и этот таинственный «кто-то» казался моложе и мягче, чем суровый Дан. Может, я встречалась с его младшим братом? Хотя вряд ли. Я ведь почти нигде не была в Эртане.
— У вас случайно нет младшего брата? — поинтересовалась я для очистки совести.
— Младшего брата? — удивление было вполне искренним. — Вряд ли. Память у меня еще не до конца восстановилась, но младшего брата — или, по крайней мере, сам факт его существования — я бы, наверное, вспомнил.
— Дан… — я замялась в нерешительности. — А… что вы хотели мне сказать?
Он испытующе посмотрел на меня, словно желая убедиться, что я действительно готова выслушать. Покачал головой:
— Не сейчас. Верните Фернанду кольцо — и я отвечу на любой ваш вопрос. Клянусь.
— Это шантаж?
— Нет. Просто есть вещи, которые я не могу доверить невесте принца.
Дохнуло холодом. Я почти наяву увидела стену льда, которая теперь отделяла меня от Дана — и от всего, что мне дорого. Вряд ли Фернанд настолько жесток, чтобы запрещать мне видеться с друзьями. Даже в тюрьме позволены свидания. Но долго ли протянет такая дружба?
Я до боли стиснула зубы, отгоняя эти мысли. У меня еще будет время оплакать свою судьбу. Ночью. В темноте и одиночестве. Сбросив туфли, я подтянула колени к животу и уткнулась в них подбородком. Хотелось спрятать лицо, но это слишком явно выдало бы мое отчаянье.
Дан снова отвернулся к окну, чужой и далекий. Какую тайну он скрывает? Надо все-таки пересилить себя и попытаться прощупать его эмпатически… Я привычно содрогнулась, вспомнив фейерверк эмоций, обрушившийся на меня той ночью в лесу. Бррр. Ну так что ж, теперь до старости, что ли, бояться? Кстати, сейчас вполне подходящий момент: и время есть, и объект в поле зрения. Прямой контакт был бы лучше, но вряд ли Дан правильно расценит попытку прикоснуться к нему.
Я закрыла глаза, сосредоточилась. Перед внутренним взором послушно всплыл Луч Воздуха. Ну конечно, мозг настолько привык, что мои способности используются исключительно для работы с артефактами, что уже и забыл, как это — настраиваться на людей.
Я напряглась, пытаясь заменить привычную картинку образом Дана, но добилась только того, что изображение слегка размылось и цвет «потек», начал переливаться разными оттенками спектра. Дрогнули невидимые струны — это откликнулись на мой невольный призыв Луч Воздуха и Луч Воды. Видимо, из-за того, что Лучей было два, ощущение получилось нечетким, тоже как будто размытым, но я и так знала, где они лежат: в тайнике у лорда Дагерати. После того, как меня похитили прямо из собственной спальни, глава Канцелярии настоял, чтобы артефакты хранились в более безопасном месте.
Ну ладно, это, конечно, здорово, что я могу без труда настроиться на знакомые Лучи, но сейчас передо мной стоит совсем другая задача. Я окинула Дана изучающим взором из-под ресниц и снова прикрыла глаза, пытаясь воспроизвести увиденный образ.
Отросшая челка белесым кончиком щекочет бровь. Взгляд колючий, неласковый. Резко очерченные скулы. Губы сжаты не то сердито, не то задумчиво. Рубленая линия подбородка переходит в шею с выступающими прожилками вен. Треугольник незагорелой кожи между ключицами и солнечным сплетением — на фоне темно-синей рубашки он выглядит таким бледным, что хочется согреть его дыханием.
Поза кажется расслабленной: одна нога опирается на подоконник, другая свободно свисает вниз. Но руки напряженно сомкнуты на колене. У Дана широкие запястья и длинные тонкие пальцы: руки не воина — музыканта. Они выбиваются из общего, немного резковатого, облика, и это завораживает. Легко представить, как эти пальцы касаются шеи, ныряют под волосы, опускаются вниз — медленно, вдумчиво, чутко вслушиваясь в каждый позвонок…
