Руслан Мельников - Голем. Пленник реторты
— У-у-у… — плаксиво умолял несчастный нидербуржец. — Ваша… светлость…
Его мольбы будто и не проникали под шлем оберландского властителя.
— Оно и немудрено руки вконец испортить, коли все мочь да за все подряд браться, — с сочувствующе-кислой миной продолжал свой жестокий балаган маркграф. — Но мне-то куда теперь девать такого работничка? И зачем мне твои порченые руки?
И — как приговор — после недолгой, но мучительной паузы:
— А незачем. Не нужны они мне. Такие вот дела, чудо-мастер, ты уж не обессудь.
— По-по-помилуйте, в-в-ваша с-с-светлость… — заикаясь, выдавил нидербуржец.
На которого уже не смотрели.
Альфред призывно махнул ближайшему голему с мечом и секирой:
— Ты! Иди сюда!
ГЛАВА 29
Механический рыцарь с лязгом приблизился, потревожив оберландских коней, не привыкших, видимо, еще к подобному соседству.
Голем остановился. Замер молчаливым истуканом. Ненадолго, впрочем.
— Брось оружие… — приказал маркграф.
Гигантская секира и чудовищный меч бронированного монстра с глухим стуком пали на землю.
— …И возьми-ка этого вот, — Альфред кивнул на скулящего калеку.
К несчастному потянулись пятипалые клещи в шипастых латных перчатках. Нидербуржец отшатнулся в ужасе, но был подхвачен оберландскими копейщиками и брошен голему.
Тот — как и было велено — ВЗЯЛ жертву. Стальной хваткой — за локти. Не обращая внимания на вопли толстяка. Затем монстр вновь застыл в ожидании. В объятиях железного великана бился и кричал живой человек. Пока — живой.
— Руки, — лениво бросил бронированному монстру Альфред. — Его руки мне не нужны. Выполняй!
Нидербуржец заорал пуще прежнего — в последней безуспешной попытке вырваться. И…
Голем развел свои шипастые длани в стороны.
…и вырвался. Не вопя уже — хрипя от боли, пошатываясь и подволакивая ноги, бюргер все же пробежал с полдюжины шагов.
Видимо, не осознавая до конца, что бежит без рук.
Руки человека — оторванные по локоть и сжатые стальными перчатками голема — хватали воздух окровавленными пальцами.
Покалеченный нидербуржец рухнул на колени. В изумлении и ужасе уставился на брызжущие красным культи… Целую секунду, а может, и две несчастный смотрел на кровоточащие обрывки собственных рук. И лишь после пал наземь.
Затих он, однако, не сразу.
Некоторое время ремесленник-самозванец еще полз… пытался ползти, пятная кровью площадную грязь — подальше от маркграфа, поближе к ошеломленной толпе. Словно там можно было обрести спасение. Оберландцы ему не мешали. Шокированные нидербуржцы не помогали. Нидербуржцы, несмотря на тесноту, отступали от безрукого калеки, как от чумного.
— Все могу… все могу… — упрямо шептали бледные губы умирающего, — о-о-о… у-у-у…
До безмолвствующей толпы он добраться не смог. Слишком быстро истек кровью.
Маркграф Верхних Земель Альфред Оберландский окинул притихшую площадь тяжелым взглядом. Объявил — громогласно и четко:
— С каждым лжецом, выдающим себя за умелого мастера, будет так! И будет еще хуже, если обман раскроется не сразу. Чем позже раскроется — тем будет хуже. Все ясно?! Всем ясно?! Кто следующий? Ну?! Мне нужны настоящие умельцы.
После расправы с самозванцем количество выходящего из толпы ремесленного люда заметно поубавилось. А вскоре и вовсе сошло на нет.
— Все? — ухмыльнулся Альфред. — И никого больше?
Видимо, все. Видимо, никого. Нидербуржцы молчали. Призывов к сопротивлению не звучало. Ни единого. Жители павшего города готовы были принять любую уготованную им участь с покорностью скота на бойне.
— Увезти мастеров, — распорядился Чернокнижник.
Небольшая группка оберландских копейщиков и несколько всадников погнали ремесленников в сторону бургграфского замка. Пленники вскоре скрылись за поворотом извилистой улочки, однако на площади по-прежнему было тесно. Даже после того как Лебиус отобрал нужных ему умельцев, места освободилось немного.
Чернокнижник скучливо глянул куда-то поверх толпы. Заговорил снова:
— А теперь, что касается остальных…
И — долгая-долгая пауза.
И вновь над площадью висит кладбищенская тишь, невозможная, казалось бы, при таком скоплении народа. Живого пока еще народа…
— У всех вас есть шанс, — продолжал вещать Альфред Оберландский. — Даже после того, как ваши пушки появились под стенами моего замка — шанс все равно остается. Оцените мою милость…
Альфред опять умолк на пару секунд, видимо, давая время и возможность оценить. И наконец перешел к делу:
— Мне нужна ваша помощь…
Дипольд насторожился. Это уже было интересно и притом весьма. Чем нидербуржцы могут помочь змеиному графу? Люди вокруг недоуменно переглядывались.
— Я предполагаю — и, поверьте, имею на то основание, — что в этом городе… — маркграф обвел пытливым взглядом замершее перед ним людское море, изменил незаконченную фразу и закончил с нажимом: — Что в ВАШЕМ городе скрывается некто Дипольд Гейнский по прозвищу Славный.
Толпа ахнула, зашевелилась, взбурлила, с некоторым даже, как показалось Дипольду, намеком на возмущение.
Ах, как скверно! Дипольд пониже надвинул застегнутый куколь. Он начинал понимать истинную суть происходящего.
Альфред же, выждав еще немного, требовательно вскинул руку. Волнение стихло мгновенно. Шум улегся.
— Не нужно убеждать меня в том, что гейнский пфальцграф — причина всех бед Нидербурга, — снова заговорил Чернокнижник. — Я этому охотно верю, ибо так оно и есть на самом деле. Однако мне доподлинно известно, что незадолго до вступления моих войск в город Дипольда видели в его окрестностях…
«Крылатые лазутчики! — догадался пфальцграф. — Вороны с человеческими глазами! Все-таки они следили за мной. И… и все-таки они меня упустили?»
— А поскольку все дороги, ведущие из Нидербурга, были перекрыты моими людьми задолго до м-м-м… штурма…
Многозначительная пауза.
«Вот именно — „м-м-м… штурма“!» — с ненавистью подумал Дипольд. Настоящего штурма-то не было и в помине. Потому как некому было дать настоящий отпор войску маркграфа.
— В общем, никто не мог покинуть нидербургские земли без моего ведома, — продолжал Альфред. — Если же Дипольд все-таки ускользнул каким-то чудом, тогда и вы все мне — без надобности. Однако я подозреваю, что гейнец находится где-то здесь. Очень возможно — на этой самой площади, среди вас. И я хочу его видеть. Тот, кто укажет на Дипольда, спасет и себя, и остальных.
Толпа вновь заволновалась, чувствуя, как обретенная было надежда рассеивается, будто призрачный туман.