Владимир Васильев - Натиск на Закат
Что ещё добавить? Может быть, прав был мой гость, шведский писатель, сравнивший русских с обезьянами? Искусны мы в повторении и подражании.
Когда чокнулись да выпили, полюбовался я гранями и сиянием хрустальной рюмки, да и выдал фразу Мутанту о том, что соблазнил Анюту без обмана. Подражая моим движениям, полюбовался и он на хрустальную рюмку и, почти слово в слово повторил мою мысль:
— И я тебя без обмана привлёк к своему проекту.
Промолчал я. Не верил я ни ему, ни его байкам.
We'll see what we'll see[12]. Поживём — увидим.
***Спрашивается, отчего я в приподнятом настроении? Отчего мне не грустно? Отчего меня не беспокоит самая большая загадка: присутствие в нашей игре неведомой Бабы Яги? Было ведь высказано предупреждение. Обронил Мутант как-то загадочную фразу: «У тебя мозги задымят, когда увидишь Бабу Ягу в ступе». Но тогда же обнадёжил меня: «Ты особо не переживай. Вся эта сказочная хрень развеется. Я позабочусь. И жизнь наладится, да так, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Если ты не оплошаешь.» — «Пока ведь не оплошал!» Так ответил Мутанту, думая о том, что вывел людей из угара, чадящего повсеместно в криминальной среде и окружении нашего бытия. Все мы надышались в этой гадостной атмосфере и даже не замечаем отравляющих эффектов одурманенного состояния.
Мутант горько усмехнулся, и его взгляд погрустнел, как некогда у моего сержантика накануне боя, в котором тот сложил голову.
ЗАПРЕТНАЯ ЧЕРТА ИЛИ ПРИКЛЮЧЕНИЯ НА ЗЕМЛЕ
ИЗ ЗАПИСКИ АЛЕКСАНДРА (обнаруженной после его гибели) или L'EPILOGO DI UNA GRANDA AVVANTURE[13]
Я совершил большую ошибку, и мне придётся уйти. Не могу тебе многое поведать по простой причине: нахожусь под постоянным и жёстким контролем. Заменишь меня как князя.
ИЗДЁВКА СУДЬБЫ или LA BEFFA DEL DESTINO[14]
На девятый день после гибели Александра получил послание от друга, корпевшего над расшифровкой манускриптов. Рассказ Александра, что нашёл в приложении, не имел ни заголовка, ни продолжения.
Заголовки не проблема. Уже придумал. Меня иное волнует. Впрочем, приведу выборку из переписки с другом.
***Олегович!
Третий раз направляю тебе послания — и ни ответа, ни привета, ни оценки работы.
Где ты? Жив ли?
В приложении — часть киносценария
***Друже!
Я жив, здоров.
Погиб автор сценария. Сегодня девять дней со дня его трагической гибели.
Ты его видел при передаче рукописей.
Помянем!
Повторно направь все тексты. Есть ли в сценарии эпизоды, связанные с Анастасией? Они меня особо интересуют.
***Краткое пояснение к тексту Александра Буйновича
Злоключения, выпавшие на долю Александра и изложенные им, произошли не в нашем мире, а в святом Ирии. По нашей Земле, слава всем богам и богиням, хазары не шастают. Эта вставная повесть, без начала и без конца, не дает объяснений на многие вопросы, но в ней есть описание событий, которые, по всей вероятности, связаны с теми бедами и горестями, что и мы обрели впоследствии. Как говорится, по полной!
ЗЛОКЛЮЧЕНИЯ БЛАГОРОДНОГО РУСИЧА или LA DISAVVENTURA DI UN NOBILE RUSSO
Вводная
В стольный Царьград, славный шелками, церквями и рынком рабов, приплыл аз, грешный, без оплаты за доставку, благодаря поставщикам из Хазарского каганата, славного разбоем и торговлей рабами. Ныне, то есть 1-ого иуния 875 года, уже проданный хазарами как раб, пребываю в благообразном спокойствии монастыря Святого Космы, отрешённого от митрополии и всего внешнего мира высокими стенами. Келья моего хозяина, связавшего меня клятвой, которая, пожалуй, крепче монастырской стены, наполнена ароматом трав, развешенных пучками на стенах для сушки, и живых вечнозелёных растений в горшках вблизи от оконца. Рядом с оконцем — небольшой стол. На столе — обилие письменных принадлежностей: перья, чернила, кисти, краски, ножи с заточенными лезвиями для выскабливания. Разрезав каждый двойной лист пергамента ножом, сшил листы в тетрадку. Чернила въедаются в розоватый пергамент. Что ни буквица — то каракуля!
Итак, даю самому себе вводную:
отнюдь не христианское смирение побуждает меня, Алеся Буйновича, вести последующие записи не от первого лица, а от третьего. Представляется, что повествование от третьего лица даст мне возможность взглянуть на себя и иных людей, а также на события как бы со стороны. Некоторая отстранённость от своего «я» лишь на благо: не даст мне сойти с ума.
Старые рукописи хорошо горят не только на кострах. Во времена бед и напастей, по наущенью церковных деятелей, книги и рукописи народ нёс в церкви. Горели церкви, а с ними — и книги.
Всё же питаю надежду и верю: моя рукопись не сгорит.
P.S. Однако же, какой пафос в этой вводной! По прошествии времени на меня, немощного, но не смирившегося с жалким состоянием своих телесных и прочих возможностей, снизошло: единственное назначение всех моих «трудов» в том, чтобы написать о событиях и забыть о них. Если найдутся чудаки, пожелавшие прочесть мои записи, то по прочтении поймут, почему для меня так важно забывать. Забыть о Насте, о рабстве… Вместить перечень всего того, что следовало бы предать забвению, на этом листе просто нет никакой возможности.
Единственное исключение — светлый образ волхва, моего Спасителя. Его-то не забуду до самого последнего и самого счастливого мига моей жизни.
P.P.S. Как знать?! Может быть, вечно танцующая богиня Жива обратит свой добрый лик в мою сторону и улыбнётся…
УГОВОР ДОРОЖЕ ДЕНЕГ или PATTI CHIARI ED AMICIZIA LUNGA
Глядя одним глазом на перспективу площади с нелепой скульптурой быка, лошадьми, рабами и прочим скотом, выставленным на продажу, Алесь потрогал тыльной стороной ладони правый глаз, заплывший после драки с разъярённой сворой степняков, от которых он пытался бежать. Ещё раз осмотрел своё тело в гематомах и ноги, уже сутки как закованные в кандалы. Хламиду хазары-продавцы с него сорвали, чтобы потенциальные покупатели могли видеть рельефную мускулатуру человека изрядной силы, и Алесь чувствовал, что вот-вот его хватит тепловой удар под нещадно палящим солнцем. Продажи рабов и рабынь шли бойко, и к полудню почти все радимичи, привезённые хазарами, покинули площадь вслед за новыми хозяевами. Никто не хотел покупать избитого и строптивого раба, по-волчьи взирающего на каждого проходящего ромея. Ему всё-таки позволили сидеть, и, провожая взглядом радимичей, уводимых в вечное рабство, он кивал им, прощаясь.
