Элизабет Норрис - Неуязвимый (ЛП)
Мне нужно вернуться к ним.
Я не принадлежу этому безжизненному миру. Неправильность заставляет мои кости чувствоваться тяжелыми и вялыми. Что-то в неподвижности заставляет меня оцепенеть, как будто я теперь тот бесчувственный человек, который бегает с оружием, но это не я. Это не то, кем я хочу быть.
Я хочу попасть домой и обнять своего брата и никогда не оставлять.
Но дело в том, что я стою здесь, окруженная тем, что должно быть пробуждающимся миром, и до меня доходит, что так может быть. Дрожа от холода, я закрываю глаза.
Я могу не вернуться домой.
На обратном пути я нахожу Бена.
Есть миллион и одна вещь, которые я могла бы сказать ему прямо сейчас. Я могла бы сказать ему, что напугана и обеспокоена тем, что мы собираемся сделать, что я беспокоюсь о потере еще большего количества людей, которые мне небезразличны, что я боюсь, что не сдержу свое обещание Стразу. Я могла бы сказать ему, что думала о нем каждый день с тех пор, как он ушел, что я не могу представить остаток своей жизни без него, что я не хочу быть замененной.
Но я не говорю ничего из этого. Вместо этого я просто тянусь к нему.
Моя рука прикасается его рубашке, и я чувствую тепло, исходящее от его тела.
Он тянет меня к себе и шепчет, - Ты в порядке? - его дыхание согревает мою щеку.
Я наклоню свое лицо к нему, смотрю на темные кудри и длинные ресницы, в эти бездонные глаза. Я почти говорю ему правду - что я не была в порядке с тех пор как он ушел. Но не могу заставить себя говорить.
Вместо этого я смотрю на его губы и поднимаюсь на пальцах ног, таким образом они только в миллиметре от моих, тогда я поднимаю глаза.
Его губы раскрываются. Под моей рукой его грудь поднимается и опускается быстрее, чем следовало, а его сердце пульсирует через все тело и отзывается во мне.
Одна его рука скользит на мою спину, другую он кладет на мои пальцы, и мы стоим, застывшие во времени, в темноте, только тепло наших тел и звуки нашего дыхания.
– Я сожалею, - говорит Бен, а затем его губы оказываются на моих.
Они мягкие, и на вкус он мятный, и знакомое чувство ощущается так хорошо. Я целую его в ответ со всем, что во мне есть, открывая губы, касаясь его языка, запоминая каждый сантиметр его рта.
И все, что случилось, кажется, отпадает. Как будто мы где-то еще - как будто мы вернулись на Сансет Клифс, целуемся в первый раз. Моя кожа горит от его прикосновений и сердце мое громко стучит в груди, и словно все мое тело просто оживает.
Нервная энергия, которую мы оба держим внутри превращается во что-то другое, что-то более активное, что-то немного опасное. Мы захватываем друг друга, усиливая наши поцелуи, которыми мы не можем полностью управлять. Мы не нежны или осторожны - мы не думаем.
Его руки тянут меня ближе и ближе, поэтому нет места ничему между нами. Его руки проскальзывают под мою рубашку и тепло касается моей спины, дрожь проходит через меня.
– Я люблю тебя, - выдыхает Бен между поцелуями. - Давай никогда не разлучаться снова.
Я тяну его губы к себе и заставляю его поцеловать меня. Это все, что я хочу прямо сейчас.
Мои мысли в беспорядке, моя кровь кипит, и он чувствует, как моя кожа горит. Мы это только губы, языки, руки и кожа - два человека, у которых одновременно есть и нечего терять.
Я устала от бесконечного страха, не покидающего меня.
Я не хочу больше бояться. Я не хочу быть оцепенелой. И я не хочу умирать.
Но почему-то в объятиях Бена, когда он целует меня, все остальное неважно.
Потому что я не одинока.
00:18:20:05
– Если от не будет сидеть плотно, то тебе будет трудно двигаться быстро, - говорит Барклай. На мне джинсы, кеды, лифчик и бронежилет, который Барклай помогает мне затянуть. Он легче и тоньше, чем все, что мой отец когда-либо носил, и вместо липучки здесь шнурки, как на каком-то сумасшедшем стойком к оружию корсете.
Но он прав. Когда шнурки затянуты и закреплены на теле, он движется со мной, как будто это часть меня, а не то, что будет мешать. Хотя я не скажу ему об этом. У него и так достаточное эго.
Я понимаю, почему ношу его. Вероятность того, что мы получим пулю, когда ворвемся в АИ есть...ну, это скорее уверенность. Барклай взял оба жилета - его и Хейли - из дома его мамы, вместе с картами памяти, которые он использовал для копирования файлов. С жилетами если нас поразят, то мы отделаемся синяками и ушибами, но не будем кровоточащими или мертвыми.
Я предполагаю, что это немного снижает риск. Я могу притвориться, что это игра в пейнтбол и меньше думать о том, что это бегство от закона.
Если, конечно, кто-нибудь не выстрелит нам в голову.
Кто-то прочищает горло, и я смотрю вверх, чтобы увидеть Бена в дверях. Хотя он не смотрит на меня. Он смотрит на Барклая.
Барклай протягивает мне мою рубашку и делает шаг назад. - Увидимся через несколько минут, - говорит он, и не может полностью подавить улыбку.
– Ты получал свой наушник? - спрашиваю я Бена, пока натягиваю свою рубашку на жилет.
– Да, Барклай показал мне, как это работает, - говорит он.
У Барклая только было два из, таким образом, он и Бен будут носить их. Это позволит нам общаться друг с другом в случае, если план изменится или вещи пойдут не так как надо.
Бен хватается за меня и тянет в объятия, приминая к своей груди. - Ты не должна делать этого, - говорит он. - Это можем быть только я и Барклай.
Дрожь проходит по моей спине, и мои ноги чувствуются слишком слабыми, чтобы поддерживать меня. Здесь, в руках Бена, с запахом мяты и мыла в носу и в ударах его сердца под моим лицом моя решимость немного колеблется. Мысль о побеге мелькает в моей голове. Мы могли бы быть вместе, в движении, живя приключением, о котором большинство людей не мечтают. Но это не более чем сиюминутные колебания, изображения, провоцируемые страхом, который пустил корни в моем сознании. Я не имею в виду этого.
Потому что неважно, насколько я боюсь, я должна это сделать.
Это лучший план, что у нас есть.
Потому что у нас осталось меньше суток.
– Мы можем сделать это, - говорю я Бену. Потому что я должна верить в это. Потому что это наш единственный вариант.
– Я люблю тебя, - шепчет он, и мое сердце трепещет.
Знать это в глубине души и слышать это в живую по-прежнему две очень разные вещи.
– Если мы пройдем через это...
Я качаю головой у его груди. - Когда мы пройдем через это, мы поговорим об этом потом.
– Но...
Я смотрю, мой нос прижимаются к его щеке. - Помнишь, как наступил конец света? - шепчу я.
Он кивает.
– Мы не говорили прощай или давали обещания тогда, и мы не собираемся делать это сейчас. - это не то, что прощание будет признанием, что мы можем умереть. Я знаю, что есть шансы против нас. Я знаю, мы можем и не выбраться из этого. Это сложнее, всего. - Мне нужно что-то, чтобы с нетерпением ждать.
