Алексей Пехов - Жнецы ветра
Картина была столь же грандиозная, сколько нереальная и ужасная. Казалось, что даже свет стал неприятного зеленого оттенка. Он, падая на кожу, делал нас похожими на живых мертвецов.
Впрочем, так оно и было.
Гбабак наблюдал за сражением и издавал сдавленное глубокое горловое бульканье. Он понимал, сколь бесполезны сейчас все его воинские умения. Я тоже перестал тратить стрелы. Мои муравьиные укусы никому не были нужны.
С гибелью каждого некроманта Тиф победно хохотала, и казалось, что к ней возвращается какая-то часть ее силы. Она словно оживала и с новой яростью бросалась в бой. В конце концов хилсс в ее руках не выдержал таких магических нагрузок. Череп пронзительно вскрикнул от боли, и посох, как тогда, у Шена, рассыпался черными хлопьями, тут же подхваченными налетевшим горячим ветром.
Когда умер последний колдун, радужный купол исчез, издав звук, словно лопнула струна.
– Все! Я выкачала из камней последнюю магию, – устало сказала Проклятая, сев на нижнюю ступеньку обломанной лестницы.
– О, спаси нас Мелот! – сказала Рона.
Она обняла руками один из бирюзовых клыков, рывком встала, завороженно глядя на дорогу. Я же смотрел на Тиф.
– Ты сможешь мне помочь? Сможешь лишить ее защиты?
– Без толку, – мрачно ответила Убийца Сориты. – Все мои силы будут заняты этим. Я не смогу атаковать.
– Тебе и не нужно сражаться, – сказал я, вынимая из колчана стрелу с белым наконечником.
– Звезда Хары! – отшатнулась она. – Откуда это?!
Вместо ответа я кивнул в сторону Оспы, несущейся к нам на лошади:
– Сделай, что нужно.
Она, прищурившись, посмотрела на всадницу и покачала головой:
– Слишком крепкие плетения. Она знает, кто я. Я выжата. Шен. Давай вместе. Помнишь рисунок?
Тот кивнул, осознал, что она не смотрит на него, и сказал:
– Да.
– Тогда по моей команде. Когда тебе нужно?
– Ярдов сто восемьдесят, – ответил я.
– Учти. Защиты у нас нет. Я не смогу развеять даже самое простое плетение.
Я пожал плечами. Как решит судьба, так и будет. Или мы, или она.
Я ждал, опустив лук с наложенной на тетиву стрелою.
Во мне поселилось какое-то странное спокойствие. Время растянулось, словно густая патока, которой торгуют на южных рынках во время празднеств. Сердце билось так медленно, что мне показалось, будто оно остановилось.
Я видел только ее. Скачущую к нам. Прижимающуюся к черной гриве. С развевающимися серебряными волосами. Собранную. Решительную. Карающую.
Во всем мире остались только я и она.
Безликая маска. Гладкая. Белая. С темными прорезями глаз.
Она смотрела только на меня. И пила, пила, пила мою душу. С каждым бесконечным мгновеньем приближаясь.
– Вот она! – выкрикнула Тиа, вставая рядом. – Стреляй!
– Давай! – крикнул я в ответ, натягивая тетиву.
Все последующее произошло за долю уны.
Вокруг Оспы мигнуло, и она, забыв обо мне, вздрогнула, понимая, что ее щит пропал. А я так некстати вспомнил один из своих кошмаров.
– Вот она! – внезапно выкрикнула Проклятая, появляясь рядом со мной. – Стреляй!
Стрела сорвалась с тетивы и, оставляя за собой лиловый росчерк, понеслась над полынным полем. Ее наконечник сиял, словно северная звезда.
Прямо на меня летел всадник. Женщина, лицо которой было скрыто под серебряной маской. Я попал ей прямо в сердце. Всадница медленно, словно нехотя, начала заваливаться набок. И упала с лошади всего лишь в пяти шагах от меня. Я не сразу осознал, что убил Оспу.
Она лежала на спине, раскинув руки. Собранные в косу прекрасные волосы казались живым серебром. Проклятая не шевелилась и не дышала. Великолепное черное платье для конной езды скрывало кровь.
Терзаемый любопытством, я встал перед Аленари на колени и снял с ее лица маску, сделанную из бесценного гроганского металла.
Мертвыми, остекленевшими глазами на меня смотрела Лаэн.
Моя рука дрогнула, и вырвавшаяся на свободу стрела лиловой кометой пронеслась над выжженной землей. Она разминулась с Проклятой не больше чем на четверть пальца. Та осадила лошадь и недоуменно проводила взглядом несостоявшуюся смерть.
Кто-то за моей спиной обреченно ахнул.
Оспа взмахнула рукой, черпая из туч осязаемую тьму и собираясь уничтожить всех нас.
И тут Лепестки Пути издали хрустальный, переливчатый звон. Клыки, казалось, сжались у нас над головами, словно захлопнулась чья-то зубастая пасть. А потом улетели в семи разных направлениях на тысячу лиг, погрузив мир в ночь, и вновь приблизились, бирюзовыми росчерками засияв во мраке…
Мне в глаза бил яркий свет. Я зажмурился, но через несколько мгновений понял, что это всего лишь вечернее солнце. Лучи оказались неожиданно теплыми и окрашивали мир в приятные оранжевые оттенки. Небо было высоким, все еще ярким, с редкими перистыми, уже ставшими розовыми, облаками.
Прямо перед нами виднелись невысокие лесистые горы. Лепестки Пути находились на своем прежнем месте. Черные, с золотыми прожилками. Вокруг них росли стройные сосны, и стояла такая тишина, что я слышал, как бьется сердце вцепившейся мне в плечо Роны.
Никакой Оспы поблизости не было.
Я повернулся за объяснениями к Тиф. Та хватала ртом воздух, словно выволоченная на берег рыбина. Целитель, зеленый, словно его вот-вот стошнит, сидел, прислонившись к одному из клыков, и, запрокинув голову, пытался остановить кровь из носа.
– Мальчик… Малыш… Шен, – голос у обретшей дар речи Проклятой дрожал от безумного восторга и безграничного удивления. – Ты, кажется… ты, кажется, только что пробудил Лепестки!
Глава 14
Рандо снилась осень.
Листья кленов в парках пламенели алым. Серые неприступные стены и шпили башен Корунна сливались с дождевыми облаками, неповоротливыми и медлительными. И лишь золотистый Колос Императора выделялся на фоне неприветливого неба, довлея над городом и окрестностями. Его мягкое, лучистое сияние видели за несколько лиг все, кто подъезжал к городу и днем, и ночью. Когда Рандо был ребенком, он любил подходить к творению Скульптора и касаться рукой шершавого, теплого бока исполина. В такие минки Колос казался ему живым, старым, мудрым существом, всегда знающим, кто и зачем к нему пришел. Золотистый страж столицы ощущал тех, в ком текла кровь Соколов. Рандо рей Валлион был одним из них.
В этот день Колос сиял особенно ярко, а гремящие по всему городу трубы смешивались с приветственными криками толпы, праздновавшими победу на Гемской дуге. И Рандо радовался вместе со всеми, даже не подумав о том, что многие из тех, кто отправился в битву, уже не вернутся назад…
Первое, что он увидел, когда проснулся, – листья, огненной феерией колышущиеся над головой. Он лежал под кленом, сквозь ветви которого пробивались теплые солнечные лучи. Один из резных листков, подхваченный легким ветерком, совершил несколько великолепных пируэтов и исчез из поля зрения рыцаря.
