Марина Дяченко - Пещера
Перед глазами вертелся блестящий, играющий гранями шарик. На гранях вспыхивали блики – такие острые, что Павла вздрагивала от их уколов. Или это шприц?..
По черной спирали толпами спускались люди. Вниз, в воронку; по краю покосившейся крыши весело носилась собака, и махала хвостом, но головы у нее почему-то не было. На фонаре раскачивалось безвольное тело незнакомой девушки, мерцали лишайники на волглых стенах, сырой ветер холодил незаросшую проплешину на груди…
Потом она пришла в себя – в палате – и улыбающийся доктор Барис сказал ей, что лечение продвигается успешно. Что скоро она будет совсем здорова, а потому в режиме возможны послабления.
Она ожидала очередного визита Тритана – но вместо этого явилась Стефана в сопровождении непривычно смирного, закованного в строгий костюмчик Митики.
Случилась «встреча сестер у фонтана», на воздухе, в залитом солнцем парке; скамейка, разогретая, как пляж, украшена была одинокой брошкой бабочки. Насекомое млело, раскинув крылья, и потому едва не стало легкой добычей юного натуралиста.
– Митика, перестань!.. Пойди, посмотри, какой красивый фонтан…
Очень скоро Павла поняла, что не сумеет ответить на все Стефанины вопросы. Сестру интересовали малейшие нюансы диагноза и точные подробности лечения – вскоре по настоянию Стефаны из недр больницы извлечен был доктор Барис, и разговор продолжали уже втроем, причем Павла явно чувствовала себя третьей лишней.
Стефана сосредоточенно кивала. Стефана переспрашивала, записывала что-то на листочке бумаги, старательно вникала в медицинскую терминологию, охотно и смачно употребляемую доктором; Стефана раз десять повторила – обращаясь к Павле, разумеется – что в таких случаях нельзя быть легкомысленным и что курс лечения должен быть как можно более полным.
Под ее напором Павла почувствовала себя виноватой. Как будто ее желание поскорее выписаться – недостойный каприз, она должна быть больной как можно дольше – для ее же, разумеется, блага…
Митика, равнодушный к медицине и не знающий сострадания, тем временем интересовался фонтаном.
«Скульптурная группа» изображала старика, тянущего из воды невод; будто в насмешку над старцем дырявый невод был пуст, зато жирные бронзовые рыбы, хороводом стоящие вокруг, извергали из пастей тугие шипящие струи. Настоящих рыбок в фонтане не было, Павла отлично это знала – и потому удивилась, когда Митика, напряженно склонившийся над водой, вдруг поспешно стал снимать сандалики.
Стефана увлечена была беседой с доктором Барисом; Павла с отвлеченным любопытством наблюдала, как Митика снимает носки, пробует ногой воду, морщась, перелезает через бортик… Склоняется, бултыхает в воде руками, будто кого-то ловит… Еще… еще…
– …месяца два.
Павла подняла голову:
– ЕЩЕ два месяца?!
– В лучшем случае, – доктор Барис виновато пожал плечами. – Ваша сестра совершенно правильно смотрит на вещи – дело необходимо довести до конца, лечение должно быть адекватным и тщательным…
Павла потеряла интерес к происходящему.
Хорошо бы сегодня явился Тритан. Уж он-то, говоря о сроках лечения, не был таким занудным…
Впрочем, Павла, кажется, не говорила с ним о сроках. Как-то не сложилось…
– Митика!!
Юный рыбак, стоящий по колено в струях фонтана, недовольно обернулся.
Вероятно, Митику возмутило положение вещей, при котором невод каменного старца остается пустым. Дырка в неводе была сноровисто заткнута пучком травы; рыбок в фонтане не нашлось – кроме бронзовых, разумеется – зато в избытке водились головастики. Головастика проще поймать, потому что этот черный шарик с хвостом куда медлительнее любой рыбешки; к моменту, когда Стефана вытащила сына из воды, в каменном неводе старца трепыхалось штук пять головастиков. Шестой прыгал в мокром Митикином носке.
Стефана сделалась красная, и даже в прорези воротника выступили багровые пятна:
– Ты что мне обещал? Ты что мне сегодня утром… ты мне что?!
Человек впервые в жизни позаботился о другом человеке, подумала Павла отвлеченно. Пусть о каменном – но о человеке же… А его за это опять ругают.
Вода, без устали извергаемая бронзовыми рыбами, в конце концов смыла пробку из травы. Потрепанные головастики выпали обратно в бассейн – и каменный невод снова остался пуст.
* * *Он распечатал всего две коротких сцены. Распечатал сам, не доверяя машинистке, не доверяя никому; его трясло так, будто он, начинающий, слабенький новичок, впервые берется за дело и совершенно не уверен, что хоть что-нибудь получится.
Их, отобранных, было двое. Девушка по имени Лица и парень по имени Валь. Оба из массовки. Обоим не на что рассчитывать в ближайшие годы, они это прекрасно понимают, он принес им сегодня, в клеенчатой папке – принес золотой шанс…
Когда он запер дверь кабинета, они, кажется, чуть испугались. Не каждый день худрук вызывает к себе двоих третьесортных и запирается с ними, будто боясь чужих ушей. Или чужих глаз…
– Я хочу делать пьесу, – он уселся за стол, провел пальцем по узорам столешницы. – Спектакль дебютов. Специфическая работа. Сейчас я вам дам текст, и вы почитаете.
Он вытащил из сумки два тощих экземпляра и протянул через стол; парень подхватился, подскочил, взял оба, один передал девушке.
– Начинайте, – Раман откинулся на спинку кресла. Ему было нехорошо, впору отыскать в ящике упаковку с лекарством – но закатить таблетку под язык значит перед самим собой признаться в страхе и неуверенности. А он должен быть уверен. Что все получится. Что они ВОЗЬМУТ.
– Начинайте, ну?..
Первая реплика была парня; он принялся читать, как читают незнакомый текст – с запинками, напряженно, боясь сбиться и от этого все чаще сбиваясь; Раман терпеливо ждал. Тирада была строфы на четыре, парень понемногу успокаивался, в его голосе проклевывались человеческие интонации – Раман ждал, ждал, это только вступление, сцена напряженная, поймут ли они, О ЧЕМ?..
Вступила девушка. Неожиданно свободно и просто, ой, хорошая девушка Лица, стоило увидеть ее раньше… Ищет глаза партнера. Впервые читает текст – а уже нуждается в связке, и кто же, интересно, ее учил…
Лица запнулась.
Пауза.
– Дальше, – неторопливо сказал Раман. – У вас хорошо получается, я попрошу вас дойти до конца…
– Это «Первая ночь», – сказала Лица. Не спросила, а констатировала.
– Да, – сказал Кович просто. – Что в этом странного?
– Мы… вы будете… Это будет «Первая ночь»?
– Да.
Лица сглотнула. Часто заморгала ресницами. Парень, никогда не читавший «Первой ночи», напряженно переводил взгляд с партнерши на Ковича.
– Я думаю, что вы сарна, – мягко сказал Раман. Парень не сразу понял, о чем он говорит, а сообразив наконец, налился краской, как помидор.
