Евгения Фёдорова - Жертвы времени
— Выпить и не дурковать сможешь?
— Это смотря сколько выпить и как не дурковать, — попытался пошутить я, но было видно, магу не до шуток.
— Лишь бы на ногах стоял, всем своим видом выражая оскорбленную невинность. Даже говорить не придется, я все скажу за тебя. Сколько ты вчера выпил?
— Половину кувшина… кажется, — засомневался я. — Там было вино.
— Тива, девочка моя, — обратился Мастер к терпеливо ожидавшей кухарке — маленькой и миловидной, которой вчера я что-то не припомнил, — принеси нам стакан яблочного бренди.
— Дори Мастер, в этом году бренди крепкий, — большие глаза смотрели на мага с удивлением.
— Неси, неси, девочка, я знаю что делаю, — я был потрясен, насколько он добр к ней. В маге была странная мягкость, которой я раньше никогда не замечал.
— Да, дори, но вы должны знать, что этот человек вчера напился и вел себя непристойно, — не глядя на меня, заявила кухарка.
— А мне кажется, он немного выпил и спел несколько веселых песен, — парировал Мастер, — и даже устроил огненное шоу, которое многим понравилась. Тива, ты видела?
— Это было красиво, — она смутилась. — Дори, сейчас принесу.
Я тихо вздохнул, а маг неопределенно хмыкнул:
— Кто-то постарался подать это блюдо в совсем неприглядном виде. Твоей репутацией активно занимаются, найду — сотру в порошок… Ты посиди, я пойду кое-что принесу, — Мастер направился к выходу, проигнорировав мой отчаянный взгляд. — Я быстро, — лишь бросил он через плечо. — Без меня не пей.
Я и не пил, потому что это бренди встало бы у меня поперек горла. Хватило одного взгляда Тивы — презрительного и уничижительного, чтобы я перестал хотеть и пить и есть.
Мастер вернулся, как и обещал, быстро. Он сел рядом, посмотрел в мое хмурое лицо и положил на стол серый кусочек какого-то сушеного корня.
— Это, чтобы от тебя не пахло, — разъяснил он, ответив на мой вопросительный взгляд. — Давай, пей залпом и пошли. Нам пора.
Я выпил даже не почувствовав вкуса от волнения, будто воды хватил, взял странный корень, понюхал, но он ничем не пах, сунул его в рот.
— Таким не наешься, надо было чего-то перехватить…
В голове отчаянно зашумело.
— Пойдем, — Мастер потянул меня за плечо, — и пожалуйста помалкивай! Ну?
Уже на крыльце трапезной я был вынужден взяться рукой за его плечо, чтобы не упасть — меня ощутимо шатало.
— Чем же вы меня пичкали таким, — процедил я сквозь зубы, — что я пьянею, как малолетний ребетенок?
— Зато ты жив, — веско возразил Мастер.
— Нам далеко?
— К Оружейнику. Он любит потешить себя.
— Ох, как нехорошо, — пробормотал я, пытаясь разобраться в своих ощущениях. Корень, который я сжевал, был каким-то странным. Он оставил легкую горечь во рту, словно налетом лег на язык и небо. — Мастер! Что за дрянь ты мне дал?
Я резко остановился, с силой сжав магу плечо так, что он поморщился.
— Чувствуешь слабость? — ровно спросил он.
Я хотел уже помотать головой, но тут неимоверная тяжесть обрушилась мне на плечи, рука сама безвольно соскользнула с плеча Мастера и повисла вдоль тела. Пошатываясь, я с трудом стоял на мостовой.
— Вот и хорошо, держись ровно и с достоинством, не шатайся, не открывай рта. А теперь пошли, — сказал он и я, выпрямившись, сделала шаг независимо от своего желания. Мысли были заторможенными и нечеткими, я слышал чье-то дыхание совсем рядом с собой и какую-то песню — это пел я сам прошлой ночью. Пел и прихлопывал в ладоши в такт пиликанью скрипки.
Песня затихла, я оглянулся. Мы находились в просторной открытой гостиной, расположенной на втором этаже Оружейной прямо над тренировочной залой. Я видел балясины лестницы и край больших нижних окон. Даже не помню, как сюда поднялся.
В центре стоял длинный стол и стулья вокруг, почти все занятые людьми. Мое зрение было странным, по краям все расслаивалось, искажалось, извивалось, будто агонизируя, и мне приходилось смотреть прямо на объект, чтобы различать детали. Вот сидит Рене со странным, каким-то каменным выражением лица, из него словно ушла вся жизнь, губы плотно сжаты.
Оружейник стоит у окна и не разделяет серьезность момента — встретившись со мной взглядом, улыбается. Наверное, ждет не дождется, когда мне чего-нибудь отсекут в наказание.
Лоле сидит в самом дальнем конце стола, ее крупные руки сложены перед собой и едва заметно напряжены. Она старше, чем мне казалось, а, быть может, ее лицо изуродовано синяками и припухлостями. Почему маги не помогли ей, почему не стерли эти ужасающие следы с женского лица?
Я перевел взгляд на следующего человека, и чуть не отшатнулся: на меня смотрело уродливое, крупное лицо Горана, с которым мы встречались в трапезной. Что он здесь забыл? Хочет поразвлечься?
Я торопливо повернулся, уставившись на Анри. Бывают люди красивые, а бывают утонченно безупречные — маг был из таких и его внешняя красота, имевшая немало с женской, привлекала внимание.
— Начнем? — этот голос я ни с чем спутать не мог, меня чуть не передернуло. Вот зачем я тогда полез, зачем открыл свой рот? Почему не родился изначально немым?
— Мне не ясно, почему мы тратим свое время на подобные разбирательства, — продолжал надменно Рынца, похлопывая ладонью по столу, — но, быть может, у кого-то тут есть лишние минуты. В прошлом месяце я повесил на стене двух шарлатанов из рудников, которые считали, будто можно утаивать малахитовые осколки и покупать на них дополнительный пайок. Двоих рабов и двоих стражей в назидание другим. Здесь обвинение просто чудовищное, но Анри и Мастер настаивают на разбирательстве. Очень благородно с вашей стороны…
— Рынца, давай к существу, — холодно одернула мага Рене и я почувствовал сталь в ее голосе. Она не владела силой, я готов был поклясться в этом, но вот в ее голосе прорезались непонятные нотки и маг не рискнул перечить. Я задумался о том, как подобное возможно: маг считается с обычной женщиной. Мастер сказал, тут много тонкостей, возможно, мне еще представится случай во всем разобраться. В конце концов, от того, что они хотят со мной сделать, не умирают. Не умирают же?
— Я только прошу обойтись без формальностей, — виновато пролепетал Рынца, — мне сегодня нужно проверить лесопильни…
— Ну так иди, никто не заставляет тебя тут присутствовать, — отрезала Рене и уставилась на Лоле:
— Милая, скажи, это тот человек, что изувечил тебя?
— Было поздно, — Лоле на меня не смотрела. — За полночь. Я относила больному мальчику свечу от лихорадки и как раз возвращалась домой. Он схватил меня за волосы и ударил лицом о стену, оглушил, потащил в проулок. Я пыталась отбиваться, но он снова и снова отвечал мне. Будто хотел убить прежде чем… он был возбужден и жутко дышал, с присвистом. И постанывал. А потом вдруг принялся трясти меня, будто куклу, и что-то говорить, но к счастью появился Анри… и открылась дверь и я увидела… его.
