Лайан Герн - Сияние луны
8
За весной наступило лето. Закончился посев. Начались сливовые дожди. Поля покрылись ярко-зелеными побегами. Из-за дождя Шизука не выходила из дома. Она наблюдала за потоками воды с крыш, помогала бабушке вязать сандалии и накидки с капюшонами из рисовой соломы и разводила на чердаке тутовых шелкопрядов. Иногда она заходила в ткацкий зал и проводила час другой за станком. Всегда находилась работа: шитье, покраска, заготовки, приготовление пищи – и рутинные занятия приносили успокоение. Ей не надо было притворяться и играть какую-то роль, да и семья и сыновья были рядом, но все же Шизуку часто охватывала необъяснимая тоска. Бесстрашную женщину мучила тревога. Она плохо спала, просыпалась от малейшего звука, во сне видела мертвых.
К ней часто являлся отец Каэдэ, смотрел на нее пустым взглядом. Шизука носила приношения в храм, надеясь умилостивить его дух, однако кошмары продолжали сниться. Она скучала по Каэдэ, по Ишиде, ждала возвращения Кондо с новостями и в то же время боялась его приезда.
Дожди прекратились, настали влажные летние дни. Созревшие огурцы и дыни мариновали с солью и травами. Шизука часто бродила по горам, собирая дикие грибы и чернобыльник для изготовления моксы, ползучую дубровку и марену для красителей, травы, из которых Кенжи делал яды.
Она наблюдала за тем, как тренировались сыновья вместе с другими детьми, изумляясь пробуждению в них талантов Племени. Они исчезали из вида, неожиданно появлялись. Иногда перед глазами возникала дрожащая нечеткая фигура – это они учились использовать двойника.
Старший сын, Зенко, был одарен не так, как брат. Через год-другой он возмужает, и надо развивать умения, пока не поздно. Мальчика же больше интересовали меч и лошади – весь в отца. Захочет ли Араи вернуть его? Или решит защитить своего законного сына, уничтожив остальных?
Зенко беспокоил ее больше, чем Таку. Было очевидно, из Таку выйдет великий талант, он останется в Племени и займет высокое положение. У Кенжи нет сыновей, и в будущем Таку сможет стать мастером семьи Муто. Способности проявлялись раньше времени: легко давалась невидимость, обострился слух, по достижении половой зрелости он, вероятно, сравняется с Такео. Гибкие конечности позволяют ему помещаться в самое крошечное пространство и прятаться там часами. Он любит разыгрывать служанок: залезает в пустые бочки для маринования или в корзины из бамбука и неожиданно выпрыгивает, как сказочный шалопай тануки.
Шизука начала сравнивать младшего сына с Такео. Имей тот правильное воспитание, знай о нем Кикуты с рождения, стал бы одним из Племени, как ее дети, как она сама, безжалостным, не сомневающимся…
«Правда я, – думала она, – почему-то сомневаюсь. Меня трудно назвать послушной. А куда делась моя безжалостность? Я уже не смогу убить Такео или причинить зло Каэдэ. Никто не заставит. Меня послали служить девушке, и я привязалась к ней. Поклялась в преданности и сдержу слово. В Инуяме я уверила ее, что даже женщины могут вести себя достойно».
Шизука снова вспомнила Ишиду и подумала, не заразны ли мягкость и сострадание, не подхватила ли она у него эти качества. Потом в памяти возникла другая тайна. И где тогда было ее послушание?
Фестиваль Звезды Морского Дракона выпал на дождливую ночь. Дети расстроились, потому что по затянутому небу сороки не смогут построить мост и принцесса не встретится с возлюбленным. Она не придет на свидание и будет скучать по нему еще год.
Шизука увидела в этом дурной знак и загрустила.
Иногда из Ямагаты приезжали посыльные. Они принесли новости о свадьбе Такео и Каэдэ, об их бегстве из Тераямы, о мосте неприкасаемых и о поражении Йон-Эмона. Служанки дивились событиям, словно древней легенде, и воспевали их в песнях. По ночам Шизука и Кенжи все обсуждали, переживали и в то же время невольно испытывали восхищение. Затем молодожены перебрались вместе с армией в Маруяму, и стало доходить меньше вестей, хотя порой приносили сообщения о кампании Такео против Племени.
– Похоже, он научился беспощадности, – сказал Кенжи и более не стал комментировать.
У него были другие заботы. Он не заводил речь о Юки, однако через семь месяцев полной изоляции семья погрузилась в тревожное ожидание. Всех заботила судьба ребенка Муто, первого внука мастера, которого решили забрать и воспитать Кикуты.
Как-то вечером, накануне Фестиваля Мертвых, Шизука подошла к водопаду. Было удручающе жарко и безветренно, и она села, опустив ноги в холодную воду. Белый каскад ниспадал на серые камни, подвешенные в воздухе капельки воды рисовали радугу. В кронах кедров надоедливо стрекотали цикады. Сквозь их монотонный гул она услышала приближение младшего сына, но сделала вид, будто не заметила. В тот момент как он собрался напугать маму, она схватила его за ногу и посадила к себе на колени.
– Ты услышала, – огорченно произнес мальчик.
– Ты наделал больше шума, чем кабан.
– Неправда!
– Может, у меня слух Кикут, – дразнила Шизука.
– Нет, это у меня.
– Да. И думаю, он станет еще острей, когда ты подрастешь. – Она развернула его ладонь и провела по прямой линии. – У нас одинаковые руки.
– Как у Такео, – с гордостью произнес он.
– Что ты знаешь о Такео? – улыбнулась Шизука.
– Он из Кикут. О нем рассказывал дядя Кенжи: Такео необычайно талантлив, хотя его было трудно обучать. – Таку замолчал и тихо добавил: – Жаль, что мы должны убить его.
– Откуда ты знаешь? Тебе дядя сказал?
– Нет, я подслушал чужой разговор. Люди не замечают моего присутствия.
– Тебя прислали за мной? – спросила Шизука, напомнив себе, что нельзя делиться секретами в доме родителей, слишком много ушей.
– Не совсем. Меня никто не присылал, я сам подумал, что тебе следует идти в дом.
– Что случилось?
– Пришла тетушка Сейко. Она очень расстроена. И дядя… – Таку затих и уставился на мать. – Я никогда его таким не видел.
«Юки», – сразу подумала Шизука, быстро встала и надела сандалии. Сердце колотилось, во рту пересохло. Если пришла тетя, значит, вести плохие – наихудшие.
Страхи подтвердила повисшая над деревней мрачная тишина. Лица охранников были бледны, лишены привычных улыбок и задора. Она не стала расспрашивать их, лишь поспешила в родительский дом. Там уже собрались все женщины, побросав пищу на огне. Шизука пробилась сквозь толпу, выражавшую соболезнования. Тетя, жена Кенжи, сидела на коленях рядом с бабушкой в окружении служанок. Лицо было вытянуто, глаза покраснели, тело сотрясалось от рыданий.
– Тетушка! – опустилась перед ней Шизука и низко поклонилась. – Что случилось?
Сейко сжала руку племянницы, но не произнесла ни слова.
