Евгений Шепельский - Имею топор - готов путешествовать!
Черт, если бросятся, буду отбиваться мечами: жаль убивать собачек, хоть я и волк по натуре... Миролюбивый такой, главное на меня не рычать.
И тут в мою спину уперся знакомый взгляд.
Я сделал стремительный поворот... качнулся, потерял равновесие, и чуть не шлепнулся на все четыре волчьи лапы.
Нельзя столько пить.
Мгновение я балансировал на краю дорожки, затем, одолев качку, поднял голову и увидел...
Постоялый двор лежал в пойме Флаэты; в окрестностях не было деревьев или холмов, которые возвышались над "Полнолунием". Тварь же, видно, не могла летать без отдыха все время. А может, захотела подобраться ближе, чтобы убедиться, что я - это я. Как тогда, в городе, когда она - точнее, другая, похожая на нее образина - следовала за нами по крышам домов.
Она притаилась за коньком крыши дровяного сарая, тусклая, почти неразличимая в сумерках тень. Не знаю, понимала ли она, что ее настырный взгляд легко уловить, но вот то, что ее заметили - это она раскусила. Хлопнув крыльями, она взвилась в воздух, как ночной мотылек-переросток. На мгновение ее силуэт закрыл жемчужный круг луны, острые тени метнулись по земле, по куртке, по моему лицу.
В конюшне раздалось приглушенной ржание, собаки заскулили - ночной визитер сбил с них бойцовский задор одним своим видом.
Болван, не дай ей ускользнуть!
Я выхватил нож, уронив сумку себе на ногу. Громыхнул чайник. Тварь заложила широкий круг над двором, набирая высоту, сухо шелестели крылья. Когда ее силуэт вновь закрыл луну, я бросил свое оружие.
Промазал!
Гритт, выхлебай я чуть меньше вина, я бы наверняка попал, а так... Второй нож я не додумался взять.
Она улетала, и я ничего не мог сделать. Она улетала, чтобы доложить своим хозяевам о нас, обо мне, о моих эльфах, а я стоял и скрежетал зубами. Тварь набирала высоту, закладывая все более широкие круги, уже плавно, не быстро, все-таки какой-то разум у нее был, и она понимала, что опасности нет.
Глухо щелкнула тетива.
Бестия сорвалась вниз, закрутилась вокруг оси, упала на скат кровли амбара, а оттуда - на землю. Издавая змеиное сипение, она корчилась в судорогах, пытаясь выцарапать из-под сердца длинную стрелу. Выпуклые глаза с черными прорезями зрачков яростно вращались, острые крылья хлопали по земле.
Но вот пепельное туловище пронзила конвульсия, существо тонко взвизгнуло и сдохло, отвесив пасть, набитую впечатляющим набором клыков.
Псы, скуля по-щенячьи, дружной стаей кинулись к трактиру.
Из сумерек соткалась Имоен, вся закругленная и мягкая в простом коротком платье. С боевым луком она, похоже, не расставалась никогда. Если бы я не видел, как она с ним обращается, ни за что бы не поверил, что девчонка ростом мне по грудь может прицельно выстрелить из такой махины.
- Милорды эльфы послали за вами. Уже пол часа, как вы опаздываете. Милорд Квинтариминиэль, - боги, она выговорила его имя без запинки и вообще, говорила спокойно, будто ничего не случилось, - и миледи Виджи сердятся. - Она с усмешкой тряхнула распущенными локонами и без особых усилий сняла тетиву с лука.
- Пересердятся. Я был занят, планировал стратегию. Так им и скажи.
- Что это? - Она не ахнула и не испугалась, просто сдержанное отвращение здорового человека.
- Подарок на мой день рождения. Мясная летучая мышь. Сбежала из клетки, - я пнул гномий чайник.
- Вы это... едите? - Ее глаза округлились.
- Только на день рождения. Вырабатываю характер и силу воли. Спасибо за меткий выстрел, Имоен. Ты стрелок от бога!
Мне показалось, или щеки ее покраснели? Гритт разберет в этих сумерках!
Я сказал ей, чтобы она шла вперед, что я сейчас подойду. Мне требовалось время, чтобы справиться с гневом на самого себя.
Да, я был зол на себя, зол как последняя собака. Какой там из меня волк, я так, простая дворняга, помесь волкодава и декоративной собачки на рахитичных лапках. Расслабился, дал маху. А если бы вместо твари на крыше притаилась парочка Убийц? Проклятие!
Я дал себе зарок быть собранным... и не пить до тех пор, пока не доведу команду до нужного ей места.
Я все-таки верил, что это место будет отличаться от ада в лучшую сторону.
Ошибался.
22.
Я вошел в гостиную флигеля, стараясь удерживать на лице маску холодного безразличия, а ноги переставлять так, чтобы не было заметно, будто я хватил лишку.
Сидят, красавцы. Все семеро - за приземистым столом, с оружием под руками. Эльфы - живое воплощение укора. Мол, мы вас ждали, Фатик, спаситель наш, проводник, а вы... хм, в это время где-то по известному месту вола пинали. И, главное - крыть нечем: пинал, да. Так пинал, что ноги до сих пор заплетаются.
Стол, что характерно, накрыт скатертью праздничной расцветки и уставлен бутылками, бокалами, вазочками с вареньем, какой-то, мать ее, выпечкой и серебряными приборами. Мельник в лепешку расшибся, стараясь угодить моим эльфам. Первые денежные клиенты за год.
Ярко светили лампы.
Пятеро - четыре человека и глыба... тьфу ты, гномша - истыкали меня взглядами, как подушечку для булавок. В этих взглядах был какой-то невысказанный вопрос, словно им запретили спрашивать нечто важное и не вполне приличное. Например, не обалдуй ли я, часом, и не хочу ли в скором времени ограбить Первый Гномий Вселенский Банк Харашты, в котором днюют и ночуют десять троллей-охранников. Раньше они так таращились на меня исподтишка, ну а теперь - здрасьте, приехали, смотрят в упор. Интересно, как они отзываются обо мне за моей же спиной?
Место на торце стола у двери пустовало, явно намекая на мою персону. На другом конце стола, опираясь подбородком о сложенные кулачки и опустив взгляд, сидела моя эльфийка. При виде золотых волос, которые обрамляли ее бледное лицо, я облегченно вздохнул. О ранении напоминали только темные круги под глазами.
Как славно, что с тобой все в порядке, добрая фея...
- Вы опоздали, Фатик Джарси! - хлестнул меня знакомый голос. Фигурально выражаясь, я получил по роже мокрой тряпкой. Ох, ушастая... А голос такой, будто и не она три дня назад схлопотала стрелу и была при смерти. Его брюзгливое высочество Квакни-как-там-его, сидящий по правую руку эльфийки (по левую устроилась, вы не поверите, Крессинда), кивнул с таким видом, будто и не ожидал от меня иного.
- Моя шляпа! - воскликнул почти одновременно с Виджи сэр Джонас Скареди.
Я не сразу сообразил, что он имеет в виду. Затем стянул шляпу и бросил ее в руки рыцаря.
- Брал, чтобы голову не напекло, - я указал на прикрытое ставнями окно. - Больно жаркое солнце.
Сэр Скареди нахмурился, озадаченно запустил тяжелую пятерню в песочные, стриженные под горшок волосы. Пожилой усач испытывал определенные трудности со словарным запасом (или старательно его экономил), и, большей частью, предпочитал молчать, как и подобает суровому паладину.
