Елена Лобанова - Предел
Нэрнис присел к костру. На камнях, как на тарелках его дожидалось мясо — выбирай, что больше нравится.
— А Даэрос поел?
— А…а. Ой, нет, кажется. Точно — не поел. А может, он не хотел? — Пелли чувствовала себя виноватой за все и сразу.
— А где Достойная Вайола?
— А она ушла спать к Айшаку. Жалко ей его. Утешает. А мы вот тут вот… — Пелли показала на «ложе».
Нэрнис, конечно, был нежно воспитан. Но если перевести его чувства на язык Сестер Оплодотворительниц, то он ощутил себя косячным жеребцом, которого пытаются отловить, захомутать и использовать на племя. Ну, а поскольку в своем «табуне» он занимал не последнее место в иерархии, то, как всякий вольный жеребец такого уровня, ощутил в душе нарастающее чувство сопротивления. В попытке подложить его к Пелли под бок явно виделась «рука Вайолы». Видимо, страсть соединять кого-нибудь с кем-нибудь, она впитала с молоком матери. И если бы Пелли не была так смущена и напугана, он бы натурально взбрыкнул. Но разве можно обижать такую невинную деву, у которой настолько пустая голова, что любая воительца может вкладывать туда свои мысли?
— Ложись, а я все-таки отнесу Даэру мяса — он же не в состоянии на одной куриной ножке сутки существовать. А кстати… а где ему предполагалось спать? — Нэрнис нехорошо прищурился.
— А Достойная Вайола сказала, что кто-то же должен будет остаться с Крысаком!
— Ага! Понятно. Пелли, милая, ложись спать. Только скажи Вайоле, чтобы размотала Айшаку морду, он вас разбудит, если что. А я покормлю Даэроса и вернусь. Хорошо?
Хорошо, что до сих пор «милая». Темный же нарочно увел Его с собой, чтобы рассказать… кошмар-то какой!
Пелли даже отдала стираную косынку — мясо завернуть. Не в руках же его тащить. Когда Нэрнис уходил в ночь он все-таки услышал… Пусть у него не такой замечательный слух, как у брата, но не глухой же он. А Воительница Вайола хрустела ветками, как медведь в валежнике. «Ну, как?». Понятно, «как». Значит, она еще и залегла в кустах дожидаться результата, бросив своего Айшака. Какое коварство!
Чтобы хоть как-то развлечься, Нэрнис попробовал подкрасться к Даэросу тихо со спины. Тот сидел у костерка и что-то бормотал себе под нос. Светлые тоже могут ходить тихо. Это же всем известно.
— Нэрьо, выползай! Давай-давай, вылезай из руин — Даэрос сидел у костра и жарил на прутике освежеванную змею.
— Где ты это взял? У этого гнилого водоема змей просто не может быть!
— А в развалинах среди камней, очень даже могут.
— Ну, вот. — Нэрнис совсем расстроился. — А я тебе голодному тут мясо принес.
— Ой! Правда?! Брат, ты просто… ну ты, такой… э! Брат, в общем! Давай сюда мясо, а то этот уж мелкий, а я большой и очень голодный. — Даэрос вцепился в жесткий кусок свинины и доказал, что у него не только железные пальцы, но и зубы не уступают им в крепости. — А хочешь ужа попробовать?
— Ужа!? Знаешь, я змей люблю. В смысле — жалко мне его.
— Жалко будет, если просто так сгорит. — Полутемный протянул брату прут с… брр. Ужас, просто! Ну и вечер выдался…
— А с кем ты тут разговаривал? С Крысаком?
Крысак фыркнул и пошел искать, что бы еще пощипать.
— Нет. Я стихи сочинял. — Даэрос принялся за второй кусок. — Да ты ешь! Ты попробуй!
— А прочитаешь? — Нэрнису не хотелось есть ужа, а когда кто-то читает стихи — жевать неприлично.
— Да! Если ты съешь ужа. Я свои стихи никогда никому не читал.
Вот так поворот! Это — то, что гномы называют «взять в клещи». Поэтов нельзя обижать отказом послушать их стихи. Братьев-поэтов — тем более. А такое Высокое доверие… Ужик пах плохо. Очень. Нэрнис тихо давился, но ел. «Ничего, братец, я тебе еще эту жертву припомню, как-нибудь». Прут отправился в костер, а Полутемный брат поделился оставшимся куском мяса на закуску. И как он это жевал?
Светлые Эльфы слушают стихи только в изящных позах. Нэрнис возлег, опершись на руку, и устремил взор в звездное небо. Темные Эльфы, тоже не чужды изящества, поэтому Даэрос сопровождал чтение плавной жестикуляцией. На фоне костра — смотрелось потрясающе. Звезды так и не поняли, почему на них смотрит такими круглыми зелеными глазами этот, по вселенским меркам, юный эльф. Просто, звезды не слышали:
Если Деву посадить на коня лихого,
То на первый взгляд в том нет ничего плохого!
Если деву в путь послать, дальний, темной ночью,
То плохо в этом нет, тоже, между прочим!
Если деву обрядить в золотые латы,
То плохого в этом нет. Хорошо в солдатах!
Если деве дать копьё и большой двуручник,
То невнятный результат, может быть, получим.
Но…
Если дева себя мнит мужиком из сказки,
Значит, ей недостает теплоты и ласки!
Значит надо заголить деву темной ночкой.
И плохого в этом нет. Я сказал! И точка!
— Ну, как? — Даэрос ожидал «приговора».
— Никогда, никогда в жизни не слышал ничего подобного! Даэр, это… это — новое слово в эльфийской поэзии! Сногсшибательно! Хорошо, что я лежу. Видишь? Даже встать не могу! Ты меня потряс! Просто потряс! — И Нэрнис нисколько не кривил душой. Ни один эльф, насколько ему было известно, не употреблял в стихах о девах слово «заголить» с таким глубоким подтекстом. Никогда баллада еще не была такой краткой, а смысл вот таким… таким. Таким, каким был.
Даэрос был счастлив. Его Светлый брат — очень чувствительная к поэзии натура. Надо будет как-нибудь прочитать ему что-нибудь из раннего. Определенно. Вот хоть сейчас!
— Э-э! Даэр, я бы с удовольствием. Но там — девы одни. К тому же — количество не главное. Я должен прочувствовать. Это же — определенный настрой…
Да, очень чувствительный Брат!
Нэрнис вернулся к прогоревшему костру на стоянке. Обе девы, наговорившись, спали в обнимку на «ложе». Судя по хрусту со стороны кустов акации, Айшаку размотали пасть, и он ел. Лежа. Нэрнис не знал, куда себя деть. Вдохновленный стихами Даэроса, он не нашел ничего лучше, как отправиться к Айшаку. Айшак оценил наглость и не заорал. Никогда к нему за спину не заваливались спать эльфы. Нижние ветки с акации он уже съел, а ствол еще не доглодал.
Нэрнис засыпал под хруст, чавканье и утробный хрип голодного лошака. Поэтому не было ничего удивительного в том, что ему приснились бобры, которых Даэрос строил в боевые порядки после проверки на половую принадлежность. Каждого!
Глава 8
Утро было прекрасным! Две девы, «уговорившие» вчера кувшинчик сидра были немного опухшие, но бодрые. И главное — ни каких айшаков. Сколько не искали. Все было бы совсем хорошо, если бы Вайола не начала рыдать по утраченному другу. Воительница сопливила плечо Пелли и причитала. Одно дело, когда орет невменяемое животное, и совсем — другое, когда — внушаемое существо. И Нэрнису пришлось внушать: что такая скотина сама не пропадет, что вернется и никуда не денется. Но Воительница никогда еще не лишалась своего «коня» и рыдала в голос. По её мнению, только очень могучий враг мог задрать её бесценное животное. Иначе Айшак явился бы на зов. Поэтому она всхлипывала, тискала Пелли, взывала к пониманию её горя и требовала вернуть ей любимое существо. «Только он меня любил, только он понимал, а вы все — скоты, даже, если принцы». Так можно было бы вкратце охарактеризовать содержание её стонов.
