Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – бургграф
Перед глазами встала картина грандиозного строительства, что-то типа того, как Петр Первый с топором в руках строит корабли.
– Понадобятся, – сказал я осторожно, – и новые корабли?.. Повместительнее, побольше…
– Это уж как пить дать!
– А если железная руда иссякнет? А алмазы выкопают все до единого?
Он пожал плечами.
– Для большого порта это не потеря. Во-первых, здесь все равно, если успеют набить руку, будут строить корабли для аренды и продажи. А это, скажу вам, сэр Ричард, немалый доход! Я далек от торговых сделок, но здесь и так все ясно. Во-вторых, место здесь больно удобное. Вы не заметили, что все больше кораблей с фракойскими и лисийскими флагами? Раньше их вообще не было. А они не возят ни руду, ни алмазы!.. Да вы и не могли заметить за это время. А когда порт расширится, они тут прям обоснуются, это как сопливому высморкаться.
– А их что интересует?
– С той стороны земли госпожи Амелии упираются в горы, а там как раз обнаружены запасы красной меди! Отыскали их давно, но крестьяне здесь были бедные, разрабатывать не по силам… Но вот теперь, когда где уже целый город, можно и шахты построить бы, если на то будет разрешение хозяйки…
Я стиснул челюсти:
– И другого пути к морю… вернее, к бухте нет, как через ее земли?
Он покачал головой:
– Можно через участок Аккелия или Диодема, теперь уже бывшие их участки, но это дальше от города. Да и все равно земля здешней хозяйки нужна для строительства порта. Справа и слева от их земель – кручи, утесы, горы. Они хорошо защищают бухту от ветров, но не позволяют даже причалить в другом месте. Потому и вцепился Бриклайт в ее земли, добивается их всеми силами.
Я зло ходил по комнате, злость не утихает, а как будто что-то подогревает ее изнутри. Я был в ярости, когда увидел Амелию зверски изнасилованной, потом вроде бы успокоился: жива, а кровоподтеки убрать сможем, но теперь злость начинает нарезать второй круг.
От такого лакомого куска Бриклайт не откажется. Тем более это цель его жизни. Так долго карабкался из такой норы, шел по трупам, ничем не брезговал, теперь ни перед чем и не остановится.
Торкилстон сказал негромко:
– Вы бы сели, сэр Ричард.
– Не могу, – ответил я, – сидя я вообще взорвусь.
– Но так бегать, можно лоб расшибить…
– Кажется, – ответил я через стискиваемое злой рукой горло, – я сейчас пойду и отыщу того, кому нужно разбить голову целиком…
– Сэр Ричард, – предостерег он, – хотя Бриклайт и не глава городского совета, но у него самый большой дом, а там охраны – видимо-невидимо.
– Зачем? – спросил я.
Он ухмыльнулся:
– Наверное, вас он обидел не первого. И не единственного.
Ярость, холодная и ослепляющая, уже бьет в мозг с такой силой, что в глазах вспыхивают огни, как при фейерверке. Я задыхался, рука то и дело хваталась за рукоять меча. Я поймал себя на том, что начинаю размахивать руками, напрягая мускулы, и делать выпады кулаками.
Не знаю, если бы не бегал вот так, голова бы лопнула от какого-нибудь инсульта, а так ярость понемногу хоть и не улеглась, но перетекла в простой гнев, хаотичные картинки, как всех уничтожаю, размазываю, убиваю самым зверским образом, потеснились под напором не менее злых, но упорядоченных мыслей.
Итак, они держат в руках весь город. Это первое. Второе – городу это нравится, а мое выступление против Бриклайтов поддержки не получит. Скорее, напротив. Как известно, дороги в кабаки куда протоптаннее, чем в церковь.
Торкилстон хмурился, на лице тот же гнев, но он старше и дисциплинированнее, смотрит в ожидании распоряжений, признал во мне лорда. Хотя бы потому, что он на мели, а я – с деньгами.
Я проговорил, едва не лязгая зубами от душившей меня ярости:
– Сэр Торкилстон, прошу вас быть здесь неотлучно. Думаю, не нужно вам напоминать, что особняк, как и весь сад, принадлежит госпоже Амелии. Всякого, кто придет непрошеным…
– Изрублю в капусту, – прервал он. – Не беспокойся, Ричард. Закон защищает частную собственность.
– Не колеблись, – предупредил я.
– Ни на минуту, – заверил он. – Любой, кто придет непрошеным, будет для меня тем, кто такое сделал…
Он покосился на дверь комнаты, за которой раздался безнадежный детский плач. Для них мир рухнул, мама оказалась совсем не всесильной.
Я хлопком подозвал Бобика.
– Охраняй здесь! – велел ему голосом сюзерена. – Оберегай всех в доме, не пускай чужих. Если на кого нападут – можешь… ликвидировать. А я скоро вернусь.
Он коротко вильнул хвостиком, объясняя, что все понял, но в глазах остался укор. Я мысленно пообещал скоро вернуться, а потом мы вообще уплывем за море, за океан.
Зайчик подбежал к крыльцу, уши торчком, от копыт идет такой звон, словно танцует с кастаньетами. Я прыгнул с верхней ступеньки, Зайчик даже не пошатнулся, как будто я скакнул на чугунную статую.
– Жди нас, – сказал я Бобику. – А потом мы все трое уедем за океан…
Пес радостно взвизгнул и, упершись передними лапами в бок Зайчика потянулся ко мне. Я наклонился, дал себя лизнуть в лицо, и Пес вне себя от счастья упал и с ликующим визгом покатился по земле.
Зайчик с облегчением выметнулся за ворота. Земля застучала под копытами сухо и часто. Справа и слева замелькали дома, я направил Зайчика через площадь. Отпрыгивали испуганные люди, вслед кричали возмущенно и потрясали руками, но на этот раз мне начхать на общенародное мнение.
Дом Бриклайта почти вдвое крупнее здания городской управы. По обе стороны от входа по коновязи не меньше десятка коней ждут хозяев, мерно встряхивая торбами, привязанными к мордам.
В дверях двое дюжих стражей загородили дорогу.
– Кто? К кому?
– К Бриклайту, – рыкнул я.
Их отшвырнуло, как кегли, мне уже плевать на права человека, я прошел быстрыми шагами, а они отклеились от стен, заорали вдогонку, за спиной раздался топот подкованных сапог.
Впереди еще люди, я рыкнул:
– Где Бриклайт?
Кто-то вскрикнул испуганно:
– Он… наверху, наверху!
В конце коридора еще лестница, слуги и не слуги отпрыгивали при виде моей перекошенной морды. Ступеньки повели наверх быстро и покорно. Я поднимался, чувствуя себя раскаленным слитком металла, и вдруг сверху накрыло холодной волной.
Я дернулся, там у перил стоит человек в цветном халате мага, руки воздеты к своду. Я взлетел к нему, как лань, ухватил одной рукой за шиворот, а другой – за пояс, без раздумий швырнул через перила.
– Рожденным ползать…
С обеих сторон коридора застыли испуганные неслыханным вторжением люди. Я ощерил зубы и затопал ногами. Они метнулась вглубь, как испуганные голуби.
