Стивен Кинг - Стрелок
Шестая карта.
Стрелок посмотрел на нее и почувствовал вдруг, как по самым глубинам его нутра расползается странный тревожащий холодок предвкушения. Ужас смешался с радостью, и не было слов, чтобы назвать то душевное состояние, в котором он сейчас пребывал. Ему казалось, что его сейчас стошнит, и в то же время хотелось пуститься в пляс.
— Башня, — тихо вымолвил человек в черном.
Карта стрелка лежала в центре расклада; а каждая из последующих четырех — по углам от нее, как планеты, вращающиеся вокруг звезды.
— А куда эту? — спросил стрелок.
Человек в черном положил Башню поверх карты с Повешенным, закрыв ее полностью.
— Что это значит? — спросил стрелок.
Человек в черном молчал.
— Что это значит? — повторил стрелок нетерпеливо.
Человек в черном молчал.
— Черт бы тебя побрал!
Молчание.
— Ну а седьмая карта?
Человек в черном перевернул седьмую. Солнце стоит высоко в голубом чистом небе. Купидоны и эльфы резвятся в сияющей синеве.
— Седьмая — жизнь, — тихо вымолвил человек в черном. — Но не твоя.
— И где ее место в раскладе?
— Тебе этого знать не дано, — отвечал человек в черном. — Как, впрочем, и мне. — Он небрежно смахнул карту в догорающий костер. Она обуглилась, свернулась в трубочку и, вспыхнув, рассыпалась пеплом. Стрелка охватил неизбывный ужас. Сердце в груди обратилось в лед.
— Теперь спи, — все так же небрежно проговорил человек в черном. — «Уснуть, быть может, видеть сны…» и все в том же духе.
— Я тебя задушу, — пригрозил стрелок. — Своими руками.
Ноги его как будто сами оттолкнулись от земли, жестко, внезапно, и он перемахнул через костер к человеку в черном. Тот лишь улыбнулся и как будто вдруг стал выше ростом, а потом отступил, удалившись по долгому гулкому коридору с колоннами из вулканического стекла. Мир наполнился смехом, язвительным, а стрелок падал куда-то вниз, умирая, засыпая…
И был ему сон.
Пустая вселенная. Никакого движения. Ничего.
И в пустоте, Ошеломленный, парил стрелок.
— Да будет свет, — прозвучал равнодушный голос человека в черном. И стал свет. И увидел стрелок, отстраненно, непредубежденно, что это хорошо.
— Теперь да усеется тьма звездами, и да будут светила на тверди небесной, и да будет под небом вода.
И стало так. Он парил над бескрайним морем. А над головою сияли неисчислимые звезды.
— Земная твердь, — повелел человек в черном, И стала твердь. Содрогаясь мощными толчками, поднялась из вод: бурая и бесплодная, покрытая трещинами, неспособная родить жизнь. Только вулканы извергали потоки нескончаемой магмы, точно гнойные прыщи на безобразном лице какого-нибудь подростка-бейсболиста.
— О'кей, — говорил человек в черном. — Это начало. Пусть будут растения разные. Деревья. Трава и луга.
И стало так. По земле разбрелись динозавры, хрипло тявкая и рыча, пожирая друг друга, плодясь и размножаясь в пузырящихся гнилостных черных ямах. Первобытный тропический лес распростерся повсюду. Гигантские папоротники тянули к небу ажурные листья. По листьям ползали жуки о двух головах. Стрелок все это видел. Однако он чувствовал, что далеко не все возможности исчерпаны.
— Теперь: человек, — тихо вымолвил человек в черном, но стрелок уже падал… падал в бездонные небеса. Горизонт беспредельной и тучной земли начал вдруг изгибаться. Да, все его учителя утверждали, что он изогнут, что это было доказано до того еще, как мир сдвинулся с места. Но чтобы увидеть своими глазами…
Все дальше и дальше. Континенты, затянутые перистыми облаками, обретали свои завершенные очертания перед его изумленным взором. Атмосфера, точно плацента, хранила рождающуюся планету. И солнце, восходящее за широким плечом земли…
Он закричал и закрыл глаза рукой.
— Да будет свет! — Голос, издавший крик, Уже не был голосом человека в черном. Он разнесся над миром исполинским эхом, наполнил собою весь космос и все пространство между мирами.
— Свет!
Он падал, падал.
Солнце съежилось, отдалилось мерцающей точкой. Красная планета, испещренная какими-то каналами, проплыла у него перед глазами. Вокруг планету вращались в бешеном кружении две луны. Взвихренный пояс астероидов. Гигантская планета, бурлящая газовыми испарениями, слишком громадная для того, чтобы сохранить свою целостность, сплющенная у полюсов. Звенящий шар, Сверкающий поясом ледяных осколков.
— Свет! Да будет…
Еще миры. Один, другой, третий. Далеко за пределами их — последний одинокий шар из камня и льда, вращающийся в мертвой тьме вокруг солнца, которое блестело не ярче, чем стершаяся монета.
А еще дальше — мрак.
— Нет, — прохрипел стрелок, и голос его застыл в темноте, в черноте, что чернее кромешной тьмы. По сравнению с нею самая черная ночь человеческой души казалась сияющим полднем, мрак под горной грядою — размытым пятном на лице света. — Не надо больше. Не надо, пожалуйста…
— СВЕТ!
— Не надо больше. Не надо…
Звезды сжимались, тускнели. Туманности свертывались, сливаясь друг с другом, и превращались в бессмысленные расплывающиеся пятна. Вокруг него корчились, рассыпаясь на части, Вселенные.
— Господи, больше не надо, не надо, не надо…
Вкрадчивый шепот человека в черном:
— Тогда отступись. Оставь даже мысли о башне. Иди своею дорогой, стрелок, и спасешь свою душу.
Он взял себя в руки. Потрясенный и одинокий, окутанный мраком, исполненный ужаса перед предельным смыслом, в единочасье открытым ему, он взял себя в руки и выдавил свой последнее, обжигающее волеизъявление:
— НЕТ! НИКОГДА!
— ТОГДА, ДА БУДЕТ СВЕТ!
И стал свет. Он обрушился на стрелка как молот: великий, Исконный свет. И, в нем растворившись, погибло сознание. Но прежде чем это случилось, стрелок успел разглядеть нечто космически важное, исполненное вселенского смысла. Он ухватился за это с усилием мучительным, пытаясь вернуться. Вновь обрести себя.
И он сумел избежать безумия, которое несло в себе знание, и стал снова собою.
Была ночь. Та же или другая — распознать невозможно. Он вырвался из взвихренного мрака, куда увлек его демонический прыжок к человеку в черном, и посмотрел на поваленный ствол окаменелого дерева, на котором тот сидел. Человек в черном.
Его охватило безмерное чувство отчаяния — Боже правый, опять все сначала, — а потом у него за спиною раздался голос человека в черном:
— Я здесь, стрелок. Мне просто не нравится, когда ты подходишь так близко. Ты разговариваешь во сне. — Он хохотнул.
Стрелок, пошатываясь, поднялся на колени и обернулся. Костер догорел до красных мерцающих угольков и серого пепла, оставив знакомый разрушающийся узор из прогоревших дров. Человек в черном сидел у кострища и, причмокивая губами, доедал жирные куски крольчатины.
