Александр Гарин - Игры Предвечных
Она не договорила. Идущее отовсюду сияние сферы померкло. Спустя несколько мгновений перед взором Альваха куда более четко вспыхнули грязноватые решетки обоих клеток и - свечения вокруг самих Предвечных. Льющийся со стороны Лея свет ослеплял чистой белизной. Лия же была окутана темным облаком. Однако каким-то необъяснимым образом смертный чувствовал, что ее тьма была не чернее света ее брата.
- Возьми меня за руку, - голос Лея утратил человечность и теперь вновь громыхал, подобно грому. - А потом попробуй коснуться Лии.
Несмотря на все прошлые настроения внезапно Альваха охватила редко свойственная ему робость. Преодолевая ее, он приблизился к ожидавшим его Предвечным вплотную. Расстояние между клетками на самом деле было немногим больше длины вытянутой человеческой руки.
Роман сделал еще шаг и оказался в пространстве между клеток. Помедлив, с трудом протиснул руку сквозь прутья решетки, что оказались слишком узкими даже для размеров смертного. И с внутренним трепетом коснулся благостного свечения Светлого Лея.
Та часть его руки, что погрузилась в свет, начала испытывать легкие покалывания. Словно малые мошки облепили кожу и впились, причиняя не боль, но неудобство. Альвах ощутил некую неправильность, но подумать о ней, а тем более, рассказать не успел. Пронизанные светом, сильные пальцы Светлого Лея стиснули его ладонь.
На миг роман потерял зрение и слух. Перед его глазами словно взорвались тысячи солнц. Казалось, будто испепеляющий, жидкий огонь в мгновение пробежал по жилам, осветил, выжигая каждую частицу его замершего существа... И тут же утих. Смертный моргнул, возвращая зрение. И, едва владея собой, сжал пальцы Предвечного в ответ.
- Получилось, - стараясь не морщиться от укусов невидимых мошек, которые вернулись после вспышки, проговорил Альвах. Сокрытие дрожи в голосе дорого ему стоило, но смертный уже укрепился. Лей кивнул в ответ - молча и спокойно.
- Защита пропустила мужа, - только счел нужным молвить он. - Надежда на то, что тебя пропустит защита естества Лии, ничтожно мала.
Темная Лия приникла к решетке. Несмотря на то, что рука Предвечной казалась хрупкой, она была гораздо больше руки простой смертной женщины. Грязноватое свечение прутьев пропускало только тонкие женские пальцы.
- Коснись меня, герой, - слышавшему ее взволнованный шепот Альваху внезапно пришло на ум, что еще ни одна женщина не желала так страстно и искренне ощутить на себе его руки. - Хватит и одного только прикосновения...
Ни один мужчина не мог бы противиться такому призыву. Не мешкая и не разрывая пожатия с Отцом всех мужей, Альвах протянул другую руку к клетке Предвечной.
Ему отчетливо увиделось, что тьма, мерцавшая вокруг Темной Лии, стала еще гуще. Альваха вновь посетило ощущение неправильности, как когда он коснулся сияния Лея. Но если в первый раз это было едва заметным, теперь роман готов был поклясться, что чувствовал явную угрозу.
- Действуй, - пожатие Лея сделалось крепче. Голос Предвечного рокотал ровно, но волнения его сущности было не скрыть. - Если твоя помощь невозможна, мы должны узнать об этом сейчас.
Альвах задержал дыхание. И - коснулся темного свечения, что на толщину ладони отгораживало от подрагивавших пальцев Темной Лии.
Его вновь пронзило вспышкой - но теперь это была вспышка чудовищной, невыносимой боли. Ополоумевшему Альваху показалось, что его раскладывает на мириады мелких частиц, и достаточно малейшего движения воздуха рядом, чтобы их разнесло в разные стороны. Пальцы Лея сильнее стиснули ладонь. Предвечный что-то сказал ему, но Альвах не услышал. Он был вне себя от поразившей разум дикой муки, что имела под собой ту же природу, что и болезненные уколы защиты Лея, но отличалась по величине, словно лужа от бушующего океана. Роман не был в силах пошевелиться, ни даже опустить руку, которую продолжал удерживать у тускло мерцавшей темноты. Темная Лия изо всех сил тянулась к нему из-за своей решетки, а вместе с ней тянулась и тьма. Предвечная тоже о чем-то пыталась сказать ему, но не владевший собой, умиравший, разлагавшийся на малые частицы Альвах сквозь пелену на глазах видел только шевеление ее губ.
- ...май о женс... Ты был жен.... хть немного! Хоть что-то женское - мол... те... я, вспомни, герой!
Смертный скорее почувствовал, чем услышал обращенные к нему слова. Хватка Лея сделалась совсем жесткой, и неожиданно это придало сил, выдергивая разум Альваха из небытия безумия. Роман понял, что от него хотят. Но не был уверен в том, что способен вспомнить хоть что-то, что могло разбудить в нем ту малую женственность, которую подарили девять лет женской жизни.
- ... май!
Обездвиженный разрывавшими его дух двумя началами Альвах сделал слабую попытку подумать о том, что от него требовали. Для романа, который приучил себя жить только настоящим и не вспоминать того, что было, это оказалось непросто. Издерганный болевыми корчами рассудок хватило лишь на картину давнего прошлого, первой ночи, в которую де-принц Седрик сделал пойманную им в лесу прекрасную романскую юницу женщиной. Эта ночь навсегда осталась в сознании Альваха переломом, который отобрал у него право называться мужчиной. Он не знал, насколько годным была эта часть его бытия, и отчаянно пытался, но ничего другого более подходящего припомнить не мог.
Между тем, его рука, которой он пытался дотянуться до Лии, продолжала натыкаться скрюченными пальцами словно на невидимую стену. Боль, до того невыносимая, усилилась многократно.
- Не получается!
В голосе Лея, который вновь становился все более человеческим, слышалось ожидаемое разочарование. Его хватка начала слабеть - получив подтверждение своим опасениям, Предвечный не видел смысла более мучить смертного гостя. Но Лия, которая по-прежнему пыталась дотянуться до дрожащих пальцев Альваха, еще не сдалась.
- Лей! Не смей его отпускать! - она обернулась к роману, который, не в силах удержаться от лютой муки, мотал головой с зажмуренными глазами. - Герой! То, о чем ты думаешь - не подходит! Оно напротив, вызывает противление, ненависть и злобу... Ярость - мужское чувство, Марк! Прошу тебя, вспомни что-то, что тебе бы понравилось в женском бытие! Что могло бы заставить тебя... хоть отчасти... примириться... Ведь было же что-то! Хоть что-нибудь...
Слова Предвечной долетали, словно через вату. Сознание Альваха вновь начало мутиться. Из последних сил выдернув себя из небытия, в которое соскальзывал разум, он отогнал видение перекошенной жестокой похотью морды Седрика Дагеддида. Однако на смену этому полезли другие - еще омерзительнее и гаже. Альвах пытался отторгать от себя воспоминания об унижениях, которые приходилось претерпевать в женской плоти, и которые никогда не могли случиться с мужчиной, неистовом желании вырваться из самого себя, насилии, чинимом над его волей и телом, и раз за разом не находил хоть чего-то, что могло бы послужить в его естестве ключом к темнице Лии...