Роман Злотников - Руигат. Рождение
Вот так он и попал на Остров. Впрочем, здесь все не так уж сильно отличалось от остальной Киолы. Ну, на взгляд Банга. Сами-то островитяне считали, что они ведут совершенно, ну просто абсолютно другую жизнь. Но главным отличием островитян от прочих киольцев, которое и заставило Розенблюма притормозить и обосноваться на Острове, была их привычка не шибко цепляться к окружающим. Если на материке к Банту ежедневно приставали с различными поучениями, обличениями или предложениями «ночи любви» – здесь этого не было. Считалось, что на Острове селятся заметно отличающиеся от основной массы киольцев люди, которым, вследствие этого, уже надоело излишнее внимание – потому-то они и собрались здесь, чтобы перестать быть режущим глаз меньшинством и зажить наконец спокойно, игнорируя ближних и не позволяя им совать нос в свои дела. Так что Бант, пошлявшись по Острову, нашел себе укромное местечко и принялся обустраивать жизнь по собственному вкусу…
Так вот, увидев тогда японца, он просто обозначил свое присутствие язвительной фразой и принялся ждать, как будут развиваться события. Несмотря на миролюбивый настрой, позволять японцу вновь размахивать руками-ногами и угощать его ударами по уху он не собирался.
Японец на берегу ручья поднял голову, мгновение вглядывался в него, а затем широко улыбнулся и произнес:
– Привет! Я тоже рад тебя видеть.
– Ну, насчет моей особой радости ты ошибся, – пробурчал Джо. – Хотя… если у тебя есть выпивка, то я пожалуй, присоединюсь.
– У меня есть сакэ, – сообщил японец, – но неправильное. Опьянение от него почему-то наступает слабое и проходит очень быстро.
– С виски тут такая же бодяга, – вздохнул Банг, все так же не двигаясь с места. – Сколько ни пробовал – на вкус похоже, а нажраться не получается.
Они помолчали. Потом японец спросил:
– Так ты присоединишься к моей трапезе? У меня есть рис и красные бобы, а кроме того, я поймал несколько рыб. Хватит на двоих.
Джо несколько мгновений раздумывал и нехотя произнес:
– Вообще-то я не ем некошерной пищи. – Но тут же, противореча своим словам, двинулся через ручей…
В тот вечер они поговорили о многом. Желание воткнуть острогу в тощее брюхо японца Джо испытал всего один раз – когда японец назвал себя. Вернее, острое желание только один раз, а так руки чесались некоторое время. Но потом этот чертов желтожопый адмирал Ямамото, убийца тысяч американских моряков, кровавый палач и виновник трагедии Перл-Харбора, начал тихо и спокойно рассказывать о себе. О скудном детстве в Нагаоке, об американской христианской миссии, в которую он так любил бегать, о Цусимском сражении, о годах учебы, в том числе и в Гарварде, о: путешествиях по Америке, о политике и своих попытках бросить все, а затем о большой войне… Эти разговоры длились не один день и даже не неделю. Скорее всего так. Джо уже и не помнил – не тем его мозги были заняты в то время. Но после того, первого раза, желания воткнуть острогу в японца у него больше не возникало.
На Острове они провели несколько дней. Купались, ловили рыбу, готовили еду. Адмирал еще раз сходил к порту – пополнил запасы продуктов и притащил упаковку «Будвайзера», очень похожего на настоящий. Банок им хватило дня на три. Все равно, сколько бы и каких напитков, смешанных «кубом», ты ни выпил, опьянение было как от половины бутылки некрепкого пива. Щ однажды вечером, когда они все так же сидели у костра, адмирал наконец решился затронуть вопрос, который он считал очень важным:
– Знаешь, Джо, Аматэрасу не случайно привела нас сюда, на Киолу. И не случайно именно нас.
Бант, лениво валявшийся на песке и ковырявший в зубах щепкой, был занят размышлением над тем, как обалдели бы ребята, расскажи он им, что вот так запросто ловил и жарил рыбу с самим адмиралом Ямамото. Услышав краем уха вопрос японца, он расслабленно произнес:
– Да что ты говоришь?..
– Посуди сам. Этот ученый. Беноль, сказал, что долгие годы безуспешно пытался отыскать столь необходимых ему воинов. Он предпринял тысячи, десятки тысяч попыток, сумел найти и сохранить души… ну или что там у нас есть… сотен воинов. Но полностью возродить смог только нас четверых. Разных. Врагов. И это при том, что каждый из нас, конечно, предпочел бы, чтобы его соратниками были если уж не просто друзья, то люди, воевавшие с ним в одной армии или хотя бы на одной стороне. Разве такое могло случиться вопреки воле Аматэрасу?
Банг некоторое время раздумывал над его словами, потом сел на песке.
– То есть ты считаешь, что нас сюда привел сам Бог?
Ямамото медленно кивнул. Аматэрасу была не богом, а богиней, но адмирал посчитал, что в контексте разговора это уточнение не слишком существенно. Джо Розенблюм помолчал, наморщив лоб и поджав губы, а затем резко выдохнул:
– Ха! Вот оно как! – Он никогда не был слишком религиозным, в отличие от, скажем, своего двоюродного брата, старательно изучавшего Тору с десяти лет. Максимум, чего Джо хотел от жизни, – это собственную автомобильную мастерскую в Бронксе. Но быть евреем и не размышлять о Боге – невозможно. И, черт побери, что бы там ни говорил этот полоумный Бе-ноль, адмирал прав: все, что с ними случилось, совершенно точно не могло произойти без изрядной доли Божьего провидения… – Значит, ты считаешь, что мы ему туг зачем-то нужны?
– Более того, я смею предположить, что знаю зачем, – улыбнулся Ямамото. – Да и ты, как мне кажется, тоже…
Вот после этого разговора они и приняли решение искать остальных. Вернее, японец, скорее всего, принял решение намного раньше, а Джо лишь к нему присоединился…
– Но главное, мой друг, я понял, что здесь не так, – продолжил адмирал, задумчиво поглаживая коленку Ители.
– Где?
– Здесь, в этом мире, на этой планете.
– Да здесь всё не так! – криво усмехнулся Банг. – Даже выпивки нормальной – и той нет! – Но все-таки заинтересованно спросил: – А в чем дело-то?
– Дело в том, что они искусственно выдавливают активных и творческих людей, то есть именно тех, кто по праву может называть себя Деятельным Разумным, в, так сказать, наименее опасные сферы. Единственной сферой для творчества объявлено искусство. А известно, что искусство способно «закольцевать» в себе невероятные энергии, преобразовывая як в бесконечное множество форм, каждая из которых на самом |Н ле является всего лишь иллюзией новизны и все вместе они создают лишь иллюзию разнообразия.
Бант несколько минут с весьма озадаченным видом переваривал слова Ямамото. Наконец его лицо озарилось вспышкой понимания:
– А-л, это вроде того, как у нас в Америке стали платить бешеные бабки всяким голливудским шлюшкам, раздвигающим ножки перед продюсерами, и все кто ни попадя сразу стали рваться в актриски и вести себя как они, а нормальной бабы, на которой можно жениться и жить себе спокойно, теперь днем с огнем не отыщешь?
