Аня Сокол - На неведомых тропинках. Шаг в пустоту
Второй был мне неизвестен, ни он сам, ни род. Ловкость, с которой он двигался, могла вызвать зависть даже у нечисти.
Машина завелась, длиннорукий хлопнул крышкой капота. Солнце уже склонилось к горизонту, подсвечивая темнеющее небо бледно-оранжевыми зимними лучами, соревнуясь с разгорающимся светом графитовых стен. Снег ложился на голову и плечи крупными хлопьями, изо рта вырывались теплые облачка пара.
Я не задумывалась о том, что делаю. Это было некое наитие. Я подошла и села за руль на освободившееся место. Мужчины обеспокоенно переглянулись, я послала им широкую улыбку сквозь лобовое стекло, недвусмысленно сняв машину с ручника. Резкий скрежещущий звук.
— Э, — выдал длиннорукий, — девушка?
— Да, — я улыбнулась еще шире, — хочу прокатиться.
— Э-э-э, — подвигал челюстью мужчина, почесав шишковатый череп.
В окно деликатно заглянул ботар, широкое лицо было размером с арбуз.
— Уверены? — с сомнением спросил он.
— Да.
— Велено не чинить препятствий гостям, — он повернулся к длиннорукому, — пусть катится, потом закончим.
— Дык она же… — тот взмахнул рукой.
— Случайно, сбежать не собираешься? — тут же расшифровал для меня сомнения напарника визирг. Не знаю, кем он был в первой жизни, но сейчас умные карие глаза на туповатом лице ботара смотрелись жутко.
— Я еще не решила, — честно ответила я, ложь они все равно бы почувствовали.
— Ну-у-у, — протянул длиннорукий, на лбу собрались недовольные складки.
— Уропу не хочется тут всю ночь торчать, — пояснил визирг.
— Я правда не знаю.
Некоторое время дух, вселенный в гигантское тело, думал, брови на круглом крупном лице сошлись у переносицы. Длиннорукий жевал нижнюю губу.
Это была чистой воды авантюра. Внезапное желание вырваться из цитадели, прокатиться по округе, дать отдых глазам и голове. Запретов озвучено не было, так что почему бы и нет.
Беззвучный диалог мужчин завершился очередным пожатием плеч. Ботар пробежался пальцами-сардельками по отвороту куртки, зацепил верхнюю пуговицу и дернул, нитка треснула. Визирг покатал кругляшок между мальцами и протянул мне. Обычная пластиковая пуговица, черная и с крупными дырками.
— Пропуск, — пояснил визирг, — вернешься сама, и Уропу не придется торчать всю ночь во дворе. Надумаешь сбежать, оставь в машине, мы потом заберем.
— А если машина надумает сбежать вместе со мной?
— У нее не получится, — уверенно ответил он, покачав головой, постучал по крыше машины и отошел.
Повинуясь взмаху руки, дорогу освободил и длиннорукий. Мне на самом деле не чинили препятствий, хоть и продолжали смотреть с сомнением.
Я вывернула руль, нажала на газ и въехала в стену. Серый монолит на мгновение стал прозрачным, пропуская меня сквозь свои каменные внутренности. Картинка, как меня живописно размазывает по камням, вздумай мужчины пошутить в лучших традициях нечисти, мелькнула и пропала. Машина выехала на уходящую вниз к вытянутому поселению грунтовку. Если бы шутка удалась, все вопросы бы разом отпали.
Я была здесь один раз, но это не имело никакого значения, такой ориентир, как вздымающаяся вверх громадина цитадели, потерять сложно, так что я ехала вперед. Появлялся поворот — поворачивала, тупик — разворачивалась.
«Девятка» — это вам не «Шкода», но и, слава святым, не «шестерка», руль без усилителя, сцепление тугое. Один раз я заглохла, когда в очередной раз сдавала задом, и привлекла внимание странного желтоглазого создания, пялившегося на меня из темного окна ближайшего дома. Дорожными знаками нечисть пренебрегала, и дорога в любой момент могла уткнуться в дом, отхожую яму или поленницу.
Когда заняты руки, всегда хорошо думается. Из того, что творится в замке, хотелось бы выбраться с наименьшими потерями. Зачем приехала Прекрасная? Заключать мир? Она настолько наивна, предполагая, что Седой отступит, затратив столько усилий? И ради чего? Ради душ? Артефактов? И литра крови? Слишком сложно для такой цены, это понимаю даже я, не думаю, что Екатерина глупее. Тогда зачем она приехала? И как во все это вписываюсь я?
Планы Седого, планы южан. Тём, вестник, я, Тамария. Сколько персонажей, сколько ролей, а финал по-прежнему скрыт и от актеров, и от зрителей.
Чего ждала Екатерина, раскрывая вестнику глаза на его обращение? Провокация была направлена прежде всего на его человеческие чувства, мужчина не успел очерстветь. Что должен был предпринять Александр, услышав ее речь? Восстать против Хозяина? Затаить злость и гадить при каждом удобном случае? Кинуться на Кирилла и пасть смертью храбрых?
Она продолжает говорить, перескакивает на незаслуженную преданность, на Пашку, к которой она намеренно привлекла внимание. Для кого было это представление? Тут даже метод исключения не нужен. Для меня. Если ее цель — продемонстрировать мне обратную сторону отца Алисы, то вынуждена ее разочаровать, уже немного поздно. Он жесток до безумия, я знаю это.
Допустим, все так. Но по-прежнему не видно цели. Подданные северных пределов не поднимают мятежей и не предают Хозяина.
Дорогу перебежало что-то размером с крупную собаку, но по очертаниям похожее на волосатого колобка с зубастой пастью, белизна которых мелькнула в свете фар. Создание пробежало, или прокатилось, уж не знаю, как правильно, перед самыми колесами, заставив меня нажать на тормоза и оглядеть темную улицу в поисках еще одного круглого суицидника.
Темно и тихо. Обочина с одиноко торчащими камнями, домики в ряд, редкий свет окон. Я позволила себе расслабиться, чего никогда нельзя делать в нашей тили-мили-тряндии, особенно темной ночью в богом забытой дыре, которой нет на картах. Поэтому когда в стекло со стороны пассажира деликатно, то есть не разбив, постучали желтым когтем, я вскрикнула, отпустила сцепление и заглохла. Дверь открылась. Святые, это не «Шкода», тоску по механизму, запирающему все двери которой, я ощутила с особой силой. В салон просунулась волчья пасть и дружелюбно сказала:
— Так, так, так, — желтые глаза мигнули, — человеческая девочка вернулась. А она знает зачем?
Я шумно выдохнула. Торговец, с таким всегда есть шанс договориться.
— Не уверена. — Я завела машину и, привычно загнав страх поглубже, спросила: — Подвезти?
— Можно. — Измененный плюхнулся на соседнее сиденье, от него пахло влажной шерстью и почему-то анисом. — Дорогу помнишь?
Я хмыкнула, развернула машину и вернулась на казавшуюся более знакомой, чем все остальные, улицу. Нечистое село, нешумная человеческая деревня, где пьяные мужики спят у магазина, бабки лузгают семечки на скамейке, а петухи и куры гуляют где хотят, потому что там каждую скотину по морде узнают. Здесь все по-другому.
