Джоэл Розенберг - Путь к Эвенору
Я вытащил изо рта правителя одеяло и заменил его горлышком металлической фляги, большим пальцем отщелкнув ее крышку.
— Выпейте.
Я приподнял фляжку. Нож переехал к его правому глазу. Пойло было мерзкое, но он его проглотил, хоть и зашелся кашлем.
— Глотайте как следует!
Видно было, как меня трясет дрожь испуга.
Бросив взгляд по сторонам, я отошел от постели, положил фляжку на стол и вынул из кармана флакон. С громким хлопком открылась его пробка.
— Вот и все. — Я вольготно устроился в кресле и приподнял руку с колбочкой. — Теперь пару минут держите руки подальше ото рта — а то как бы не стошнило, если ненароком туда пальцы сунете. Или альтернатива: если вам интересно, насколько любит вас ваш наследник, — крикните погромче. Я тогда вылью противоядие на ковер или разобью флакон о стенку. К закату вы умрете — очень неприятной смертью.
Я постучал острием ножа в стекло флакона, и правитель вздрогнул. До него начало доходить. Я улыбнулся.
— Осторожнее, постель не забрызгайте. — Я не стал стыдливо отворачиваться, когда его вывернуло на пол. — Первое. Даже если вы сейчас доберетесь до целительного бальзама, он вам не поможет. Это особое снадобье, и спасти вас может разве что Великая Правящая Мать Целящей Длани или, может быть, Верховный Паукан Тарантул, или как там его зовут. А местные ваши лекари не справятся.
Вытирая рот рукавом рубахи, он сумел взять себя в руки — куда лучше, чем это на его месте удалось бы мне.
— Я понимаю так, что есть и альтернатива?
Он попытался привести бороду и волосы в порядок.
— Ага, — сказал я. — Вот такая: моих друзей выпускают из клеток, везут к Долгому Причалу — и подальше отсюда. Вы изменили решение — они подлежат изгнанию, а не медленной смерти.
Я надеялся услышать несколько по-настоящему бурных угроз, но он только кивнул.
— Кто вы такой?
Я поклонился.
— Уолтер Словотский, к вашим услугам. — Глаза его расширились до предела: он узнал имя. — Так какой вы выбираете вариант?
— Значит, — сказал он, — я освобождаю ваших друзей, а потом получаю противоядие? В количестве достаточном, чтобы купировать яд?
— Разумеется, — кивнул я. — Много не понадобится — здесь втрое больше, чем нужно. В смысле, чтобы вылечиться. Немножко еще поболеете, дней пять еще посидите на ночной вазе, но это будет лишь легкое расстройство. Кишки наружу не вылезут.
Он взглянул на меня прищуренными глазами.
— Знаете, мне не до конца верится.
Я рассчитывал, что он купится.
Это же само собой понятно: я так рисковал, пробираясь внутрь, и зачем, спрашивается? Чтобы скормить ему коктейль из воды, йода, перечного масла, рвотного корня и слегка протухшего майонеза, который мы приберегли со вчерашнего завтрака и подержали на солнышке?
Разумеется, нет.
Чем крупнее блеф, тем больше вероятность, что он сработает, а это было самое серьезное вранье, какое мне удалось измыслить за столь краткий срок.
Хм-м... Конечно, всегда можно обратиться к плану Б. Беда только в том, что я рассчитывал на этот план, и плана Б не придумал. В том смысле, что общие заготовки у меня были, но без подробностей, а подробности-то и есть самое главное. Начать надо, конечно, с того, что всадить ему в горло нож, заглушить крик — а потом можно и убираться отсюда. Окно? Не для меня, но, пожалуй, пригодится — снять со стража мундир и вышвырнуть его из окна. Будет асассином, убитым при попытке скрыться.
Рядом с окном — письменный стол. Я мог бы спрятаться под ним, а потом выскользнуть, когда поднимется кутерьма.
Мне приходилось выбираться и из худших передряг, но не часто, и это было давно. Когда играешь на деньги, нельзя ставить на кон все, а я поставил, и сейчас этот сукин сын...
Вселенная родилась из газового облака, рассыпалась величественной звездной россыпью, состарилась и наполнилась мертвыми железными звездами за время, прошедшее меж словами правителя «Знаете, мне не до конца верится» и его следующей фразой:
— Вам придется принять остаток яда, чтобы убедить меня, что противоядие действует.
Он медленно поднял флягу и протянул ее мне.
— Я хотел бы видеть, как это льется к вам в рот.
Я глотнул жуткого густого пойла — кажется, мы немного перестарались.
— Увидели? — осведомился я. Мой желудок уже бунтовал. Ненавижу рвотный корень. Приступ рвоты бросил меня на колени, и Даэран тут же извлек откуда-то кинжал, но я приподнял повыше флакон с противоядием, давая понять, что чуть что — и уроню его.
Я вытер рот его простыней, потом осторожно отпил ровно треть противоядия. Обжигающая капля помчалась по пищеводу. Именно то, что нужно сейчас моему брюху: добрый глоток лучшего пшеничного виски. «Отменное» Рикетти не зря так называется.
Правитель помедлил долгую секунду — и опустил кинжал.
— Думаю, мне лучше одеться, — сказал он.
Он, конечно, уже соображал, как бы меня обдурить. Надеюсь, я опережал его — хотя бы на шаг.
Двое солдат опустили Баста в пыль городской площади, уложив его рядом с приходящей в себя Кендой — ни Мардику, ни Верену целительные бальзамы помочь уже не могли. Они не поднимают мертвых.
Самое время задуматься об этом, о Басте и Кенде, о Тэннети, Джейсоне, Ахире и Андреа — да и обо мне самом, коли на то пошло. Жуткая смерть.
Я посмотрел Даэрану в глаза. Нет смысла хвататься за нож. Я должен помнить, что у меня — противоядие от того «яда», который время от времени сжимает спазмами его желудок, и этого оружия уже достаточно.
Если что-то не является правдой, это еще не значит, что о нем можно забыть.
Даэран смотрел на мою правую руку — ту, что сжимала колбочку, — примериваясь, как бы рвануться и выхватить ее, но в конце концов решил, что шансы не в его пользу. Я посматривал на мощного солдата позади — тот кружил вокруг, как фуллбек на поле, стараясь обойти меня так, чтобы обхватить, зажав руки. И ведь мог попытаться это сделать. Но мог и не рискнуть. Я должен быть готов отбросить противоядие и объявить правителю, что на корабле есть еще, — но я был вовсе не таким оптимистом, чтобы считать, что это подействует.
Солдаты собрались на площади, но выходы к улицам тоже были перекрыты.
Кенда смогла сесть сама и поднести сосуд с целительным бальзамом к растрескавшимся, окровавленным губам Баста.
Он судорожно глотнул — и произошло знакомое чудо: его мертвенно-серое лицо порозовело, черные провалы глаз ожили. Он по-прежнему был истощен — целительный бальзам вернул ему жизнь, но большего сделать не мог. Пройдут дни, прежде чем он сможет сам ходить, и недели — прежде чем он сможет драться. Если он сможет драться — самозащита входила в подготовку инженеров, но я что-то не припомню, чтобы Баст был в ней отличником.
