Энгус Уэллс - На путях преисподней
От собственного крика Уинетт окончательно проснулась и открыла глаза.
Ярко сияло солнце, вокруг благоухали цветы. Уинетт обнаружила, что лежит обнаженная и все еще сжимает в руке талисман. Происходящее казалось слишком неправдоподобным, чтобы в него поверить. Уинетт заморгала, потом провела рукой по векам и вытерла лоб. Эти несложные приемы, которым учили в Общине Сестер и которыми она пользовалась не задумываясь, помогали успокоить тело и душу.
Что происходит? Она все еще жива? Или это и есть иная жизнь, обещанная тем, кто верен Госпоже? Если так, то почему здесь все так похоже на мир живых — и солнце, и цветы? Да и сама она вся в поту. Пот? Она опустила глаза и обнаружила, что укрыта немного сбившимся покрывалом из тонкого белого атласа. Уинетт почти инстинктивно натянула край на себя. Конечно, она жива. Дыхание заставляло ее грудь вздыматься, а тонкая ткань, намокшая от пота, прилипала к коже. Уинетт легко зажмурилась и несколько раз глубоко вздохнула. Однако любопытство, смешанное со страхом, заставило ее вновь открыть глаза и осмотреться.
Она лежала на широкой кровати из дерева светло-медовой древесины. Белье сияло ослепительной чистотой. Спальня была великолепно проветрена, стены и потолок соперничали белизной со свежевыпавшим снегом, не испорченные ни одной трещинкой, ни одним пятном. Из высокого окна лился яркий солнечный свет. Белоснежный камень, покрывавший пол, напоминал мрамор и переливался жемчужными оттенками, а лучи солнца заставляли его искриться золотом, подобно речной глади в разгар лета. Справа и слева от кровати красовались хрупкие столики из того же светлого дерева, на каждом — алебастровая ваза, полная цветов, которые и наполняли спальню благоуханием. В первый момент Уинетт показалось, что двери нет вообще. И лишь затем, приглядевшись внимательно, она обнаружила очертания проема. Дверь была подогнана так искусно, что почти сливалась с ослепительной белизной стены. Ни ручки, ни кольца на ней не было.
Озадаченная, Уинетт откинулась на подушки, пытаясь привести мысли в порядок. Страх окончательно разжал когти, мучительные видения исчезли: она была слишком занята тем, что происходило наяву — если это вообще было явью. Снова сжав в кулаке талисман, молодая женщина почувствовала, как его грани вдавились ей в ладонь. Ну что же… живая или мертвая, она все-таки сохранила возможность ощущать. Уинетт спустила ноги на пол и ощутила легкое удивление: каменные плиты не были холодными. Напротив, их приятное тепло ласкало ее босые ступни. Плотно закутавшись в покрывало, Уинетт подошла к окну.
Стекол такой чистоты Уинетт не видела никогда в жизни, даже в Андуреле. Рама без переплета — судя по всему, деревянная — сливалась с белоснежной стеной. Задвижки не было, но Уинетт, увидев петли, толкнула раму, и окно плавно распахнулось. Теплый ветерок, казалось, давно дожидавшийся, когда его впустят, ласково коснулся ее лица. Аромат яблок и свежескошенной травы освежал, точно родниковая вода, и веселил, как прохладное вино. Последние капельки пота испарились с ее лба. Облокотившись на подоконник, Уинетт высунулась наружу, чтобы рассмотреть, что происходит внизу.
Какая мирная картина предстала ей! Окно располагалось высоко над землей. Снаружи стены были такими же гладкими и чистыми. Лужайку под окном пересекал искрящийся ручеек. Яркие краски радовали глаз. Среди молодой травы пестрели цветочные клумбы, разбросанные в очаровательном беспорядке, крохотные птички с разноцветным оперением носились над землей. Деревья склоняли над ручьем узловатые ветви, им навстречу тянулись тростники, словно пытаясь вонзить в их густую листву свои узкие листья. За ручьем деревья росли гуще, но среди них оставалось место приятно затененным дорожкам. С высоты Уинетт могла разглядеть множество прелестных полянок, тут и там светлеющих в роще: от сияния солнечных пятен листва казалась темнее. В полупрозрачной голубизне неба неспешно плыли невесомые завитки перистых облаков, а огромный диск солнца горел так ярко, что отливал серебром.
Высунувшись подальше, Уинетт поглядела направо и налево. Судя по всему, лужайки и рощицы окружали здание со всех сторон. И нигде даже намека на рвы, стены и прочие оборонительные сооружения.
Оставив окно открытым — уж больно хорош был ветерок, — она снова оглядела спальню. Кровать в центре и два столика — вот и вся обстановка. Молодая женщина внимательно осмотрела стены, ожидая найти створки стенных шкафов, но ничего не обнаружила. Тогда она подошла к двери, коснулась ее, и дверь распахнулась с той же легкостью, с какой открывалось окно.
Покой, в котором она оказалась, был куда просторнее. Как и в первой комнате, балки под потолком были из светлого дерева, а стены — гладкие и ослепительно-белые, но пол устилали ковры с причудливыми узорами. Спокойствие голубых, серых и серебристых тонов нарушали вкрапления всех оттенков зелени, пурпура и золота. Казалось, ее ноги ступают по россыпи цветочных лепестков. Два высоких окна, снова без переплетов, беспрепятственно пропускали солнечный свет. Его лучи заливали небольшой очаг, заставляя сиять золоченую подставку с дровами и шелковую обивку двух стульев с высокими спинками. Шелк переливался трехцветным узором, серый, золото и серебро казались смешанными поровну. Между стульями красовался низкий медный столик, выкованный с поразительным мастерством. На столике Уинетт увидела кувшин и изысканный кубок ему под пару, черный лакированный поднос оттенял радужную игру хрусталя. Между окнами стоял туалетный столик — точно в том месте, где сходились лучи солнечного света, падающего из окон. Нарядная ткань, которой он был покрыт, повторяла рисунок и расцветку обивки стульев. По сторонам от двери, как стражи, возвышались платяные шкафы. Рядом в сводчатом алькове поместилась ванна, на вид золотая — или, по крайней мере, из металла, неотличимого от чистого золота. Из того же металла были и краны в виде рыб с раскрытыми ртами. Для мыла, купальных простыней и полотенец предназначалась специальная стойка, поместившаяся рядом с раковиной из светлого мрамора. Какое-то мгновение Уинетт колебалась. После ночного кошмара она была вся в поту. Ей мучительно захотелось забраться в ванну и вымыться — но обнажаться в незнакомом месте… Чтобы отвлечься от искушения, она снова принялась осматривать комнату.
Она прошла на середину комнаты — медленно, наслаждаясь каждым шагом. Материал, из которого был соткан ковер, превосходил мягкостью любую шерсть, любой шелк. Тут она обнаружила, что напротив двери, ведущей в спальню, есть другая. Странно, как она до сих пор ее не заметила: массивная ручка и тяжелый засов из золотистого металла должны были привлечь ее внимание. Уинетт торопливо приблизилась к двери, задвинула засов и вздохнула с облегчением. Вернувшись к ванне, она бросила на пол покрывало. Краны были открыты, ванна быстро наполнилась чистой водой. Все это не слишком походило на видения загробной жизни.
