Холли Блэк - Красная перчатка
— Тут записка, написано: «Подохни, мастер».
Она выглядывает в окно, но Одри уже и след простыл.
В коридоре хлопают двери, слышатся голоса, шаги.
— Прячься, — шепчет Лила.
Ужасно трудно сосредоточиться, ведь она стоит посреди комнаты полуобнаженная, без майки.
Старательно отвожу взгляд и озираюсь: деваться некуда. Под кроватью или в шкафу прятаться бессмысленно — сразу же найдут, дело ведь не ограничится простой формальной проверкой.
Единственное, что приходит в голову — трансформация.
Никогда не работал над собой, только однажды с рукой немного поколдовал. Но нас же обоих выгонят из школы! Ужас помогает сконцентрироваться. Быстро накладываю заклинание. Получается все лучше и лучше — на этот раз магия действует мгновенно. Падаю и приземляюсь на четыре лапы. Рвущийся из груди крик превращается в громкое завывание.
— Черный кот? — фыркает Лила.
Потом наклоняется и берет меня на руки. Хорошо, потому что от перемены точки зрения у меня кружится голова и с кошачьими лапами пока не очень получается управляться.
Кто-то барабанит в дверь; наверное, комендант.
— Что происходит? Мисс Захарова, немедленно откройте дверь!
Лила высовывается из окна, держа меня на вытянутых руках. Хвост принимается дергаться из стороны в сторону: высоко.
— Слишком высоко, — вторит моим мыслям девушка. — Ты поранишься и…
Забыла, что через мгновение я уже не буду похож на нормального кота? Извиваюсь, словно уж, и кусаю ее за руку. Лила вскрикивает и отпускает меня.
Воздух свистит в ушах, не успеваю даже мяукнуть. Стараюсь расслабить лапы, не сгруппировываться, но все равно изо всей силы ударяюсь оземь, так что дух вышибло.
Едва успеваю доползти до кустов — и тут настигает отдача.
Все тело страшно болит. Поднимаю голову. Из-за деревьев льется розоватый свет — утро.
Я в зверином облике.
В маленьком теле отдача ощущается еще ужаснее, еще нереальнее: руки, ноги, зрение — все совсем чужое.
Очень дико после такого очнуться котом.
Чувства невероятно обострились. Слышу, как ползают по траве букашки, осязаю скребущихся в норках мышей. Мне очень страшно, я такой маленький.
Идти-то смогу? Заставляю себя подняться — сначала одна лапа, потом другая. Пошатываясь, нащупываю равновесие. Одна лапа, потом другая — медленно хромаю через залитый первыми утренними лучами двор.
Дорога к общежитию кажется бесконечной — будто прошли часы, а не минуты. Я так устал. Окно осталось приоткрытым, самую чуточку: Сэм вряд ли проснулся посреди ночи от сквозняка.
Громко и требовательно мяукаю, но соседа, конечно же, не добудиться.
Закрываю глаза, содрогаясь в ожидании грядущего приступа, и заставляю себя трансформироваться обратно. Очень больно — тело еще не отошло после предыдущего превращения. Запрыгиваю в комнату и с грохотом падаю прямо на пол.
Сэм бурчит спросонья и переворачивается на бок.
— Помоги, — хватаюсь за край его кровати. — Пожалуйста, помоги. Сейчас начнется отдача. Мне нельзя громко шуметь.
Сосед изумленно вытаращил глаза. Мои пальцы начинают изгибаться, словно стебли вьюнка, ноги трясутся.
— Больно.
Стыдно слушать собственное хныканье. Сэм вскакивает и набрасывает на меня свое одеяло. Потом, когда начинается агония, обкладывает мою голову подушками. Он уже совсем проснулся, в его глазах плещется неприкрытый ужас.
— Прости, — это последнее, что я успеваю сказать, а потом язык превращается в кусок дерева.
Кто-то пихает меня в бок. Поворачиваюсь, превозмогая оцепенение, моргаю спросонья. Пасколи.
— Мистер Шарп, вставайте. А то опоздаете на уроки.
— Он болен, — говорит Сэм.
Лежу, завернувшись в одеяла. Невероятно трудно шевелиться — как будто сам воздух в комнате сгустился. Со стоном закрываю глаза. В жизни не чувствовал себя таким вымотанным. Даже не представлял, что могут сотворить со мной две отдачи подряд.
— Почему он на полу? Мистер Шарп, у вас похмелье?
— Я болен, у меня, наверное, температура, — бормочу я.
Приходится подыгрывать Сэму — сам я сейчас не в состоянии выдумать ничего путного.
— Тогда вам надо к медсестре. Завтрак уже почти закончился.
— Я его отведу.
— Мистер Шарп, занесите мне копию справки. Очень надеюсь, что вам ее выдадут. Потому что, если я узнаю, что вы пили или употребляли наркотики, — мигом вылетите из общежития. И мне все равно, какие у вас там семейные проблемы. Ясно?
— Да.
Согласился бы с чем угодно, пусть только он поскорее уйдет.
— Давай-ка. — Сэм помогает мне подняться и усаживает на кровать.
Даже сидеть невероятно трудно. Голова кружится. В полубессознательном состоянии натягиваю джинсы и перчатки, ботинки даже не пытаюсь зашнуровать. Пасколи уходит.
— Может, позвонить кому-нибудь? — шепчет сосед. — Например, миссис Вассерман?
— Ты о чем? — Я сосредоточенно хмурюсь.
— Ночью ты выглядел неважно. А сегодня вообще полный кошмар.
— Устал, только и всего.
— Никогда не видел ничего подобного, и…
— Отдача, — торопливо перебиваю я — не очень хочется выслушивать подробный отчет о собственных превращениях. — Не волнуйся.
Встаю, Сэм смотрит, недоверчиво прищурившись. Идем через кампус — я, волоча ноги, тащусь впереди.
— Мне кое-что нужно. Когда доберемся до медпункта.
— Конечно, старик, — но в голосе у соседа нет особого рвения; он и так здорово психанул.
— В медпункте у меня случится страшный приступ кашля, и ты вызовешься принести стакан воды. Но воду принесешь горячую — как можно горячее. Понял?
— А зачем?
— Самый простой способ изобразить температуру, — вымученно улыбаюсь я.
Даже в таком состоянии все еще могу мошенничать.
Просыпаюсь через час в процедурной, в медпункте, вся подушка мокрая от слюны. Как же хочется есть! Встаю. Я, оказывается, заснул прямо в ботинках. Завязываю шнурки и ковыляю в приемную.
Наша пожилая пухленькая медсестра, мисс Козиль, снует по кабинету, увешанному разными анатомическими плакатами. Она твердо верит, что любой недуг можно запросто излечить, если (а) уложить пациента на койку в процедурной, (б) скормить ему или ей две таблетки аспирина, (в) выписать антибиотик и наложить повязку. Мне, к счастью, такого лечения вполне достаточно.
— Гораздо лучше себя чувствую. Можно вернуться в комнату?
Мисс Козиль как раз потчует аспирином Уиллоу Дэвис.
— Кассель, вы лучше сядьте. Нужно померить температуру. У вас был сильный жар.
— Хорошо. — Я неуклюже плюхаюсь в кресло.