Роберт Асприн - Варторн: Воскрешение
Два дня назад он унес из мастерской Слайдиса охапку поддельных марок. Карлик-переписчик справился с задачей превосходно. Брик внимательно рассмотрел бумажки.
Они представляли собою просто листки бумаги разных цветов с чернильным штемпелем. Слайдис воспроизвел этот штемпель безупречно. Он также раздобыл из богам неизвестных источников запас точно такой же бумаги, какую использовала администрация.
Горожанам не нравилось менять монеты на бумажки. Торговцы неохотно принимали их в уплату за товары и услуги. Но новые правители объявили марки законной валютой.
Пусть будет по-ихнему.
Брик ходил по рынку и делал покупки. Он выбирал вещи небольшие по размеру и дорогие — вещи, совершенно ему не нужные. Яркие и безвкусные украшения, вычурные столовые приборы, дорогущие пакетики с экзотическими специями, ожерелье из ракушек моллюсков, обитающих на востоке, в Запретном море, если верить продавцу (по-видимому, плавание в ядовитых водах их не смущало).
Он торговался только для виду, платил, почти не сбавляя безмерно завышенных цен, пачками отдавал бумажные деньги, изготовленные Слайдисом. Он осчастливил таким образом немало торговцев.
Наконец он повернул в сторону своей квартиры. По дороге нужно было еще как-то избавиться от покупок, хотя столовый прибор он решил оставить в качестве допустимой роскоши. Ему было чрезвычайно приятно сознавать, что он совершал преступления прямо на виду у Регистратуры, под самым носом у фелькских молодчиков. Он даже видел на рынке среди прилавков нескольких солдат. Никому не пришло в голову усомниться в подлинности его денег — хотя не один из торговцев намекал ему втихомолку, что за монеты цена была бы заметно ниже.
Так или иначе, поддельные купюры, стоившие на самом деле ровно столько, сколько на них ушло чернил и бумаги, теперь запущены в оборот и будут переходить из рук в руки десятки раз.
* * *
Он рухнул на постель в изнеможении. Сегодня он вымотался основательно.
Брик уже заказал Слайдису еще одну партию купюр, и завтра должен был ее забрать. Слайдис, несомненно, воспользовался поддельными надпечатками и для собственных целей. Это также входило в планы Брика. Неважно, кто пускает в ход липовые деньги — главное, чтобы они ходили. Теоретически Слайдис мог изготовить таким образом бесконечное число купюр. Он мог напечатать тысячу синеньких «золотых». Две тысячи — или двадцать. Для этого требовались только бумага, чернила и время.
Подделывать монеты было делом невыгодным. Может быть, именно поэтому монеты оставались основным видом валюты на Перешейке столько сотен зим.
А вот фелькская система бумажных денег — совершенно иная история. Брику они напоминали те расписки: «Я должен такому-то...», которыми неудачливые игроки пытались прикрыть свой проигрыш. Такие игроки, становясь обманщиками, скоро обнаруживали, что их игры порой оборачиваются серьезными последствиями.
С улицы доносились крики глашатаев: наступал запретный час. Праздник Лакфодалмендол завершился.
Его позабавило придумывание формы знака. Это было странно — забавляться, даже немного. За последнее время он стал воплощением холодной ненависти и почти ничем больше. Он готовил свое отмщение врагу с хладнокровной бессердечностью.
И все же создание эмблемы его увлекло. Не было особой разницы, на чем он остановится — требовалось только подобрать отчетливый и желательно простой символ, легко распознаваемый с одного взгляда. Главное — оригинальность. Но прежние артистические наклонности барда требовали тщательности выбора.
В конце концов Брик выбрал круг, перечеркнутый вертикальной линией. Просто. Легко запомнить. Как раз то, что требуется. В древних мифах круг рассматривался как символ зла. Его замкнутость означала неистребимость всего дурного в жизни, поскольку и в лучшие времена зло не искоренялось полностью. «А уж теперь оно просто расцвело пышным цветом», — угрюмо думал он. А вертикальная линия перерезает круг. Брику нравилось скрытое значение знака, даже если никто другой не уловил бы его. Придумав это знак, он поупражнялся немного в своей комнате, выжигая его на лоскуте ткани, подобранном на улице. И теперь этот круг был выжжен на двадцати восьми деревянных поверхностях в разных концах города.
Он лежал, глядя в потолок, перед усталыми глазами все плыло. Розовые и красные ленты все еще болтались на левом запястье. Сегодня он пользовался магией больше, чем когда-либо прежде за всю жизнь. Это было дорогое удовольствие, и теперь он расплачивался за содеянное. Его била лихорадка.
Зато все прошло так хорошо, так успешно. Брик был горд собою.
Чтобы выжигать этот перечеркнутый круг на стенах или дверях требовалось большее усилие, чем для подталкивания игральных костей. Он должен был отчетливо представлять себе форму знака в уме, одновременно впитывая ту энергию, которая позволяла ему нагревать дерево до обугливания. И делать это нужно было с некоторого расстояния — например, стоя на другой стороне улицы и концентрируя волю, чтобы знак появился на никому не заметном пока что участке стены, пока мимо сновали празднующие Лакфодалмендол толпы, шумные и дурашливые.
Если бы он вздумал бродить по Каллаху, рисуя этот знак обычным способом, ничего бы не получилось. Его способ был безопаснее, тоньше и коварнее. Он соответствовал избранному Бриком стилю мести.
Завтра нужно будет подумать, какой слух распустить про знаки, которыми он с такими трудами разукрасил город.
Увы, он не мог точно определить, какой эффект оказывали его выходки. Это несколько огорчало, но Брик вынужден был примириться с такой данностью. Но уж подбрасывание на рынок поддельных денег совершенно точно ухудшит состояние экономики Каллаха — так же как и его рассказы о яростном сопротивлении фелькским захватчикам в Виндале подорвут кажущееся спокойствие горожан. Как минимум в этом он мог быть уверен, и эта уверенность радовала Брика.
Он вспомнил свой разговор с Квентис. Ее глаза цвета темного янтаря и сейчас стояли перед его внутренним взором.
Брик наконец отвязал ленты и стянул сапоги. Он чувствовал, как нарастает жар и слабость. Ну уж нет, болеть он себе не мог позволить. Ему нужно было отдохнуть. Этот Лакфодалмендол вышел очень долгим.
Брик повернулся на бок и погрузился в глубокий сон.
ДАРДАС (4)
— Стой!
Дардас натянул поводья своего коня. Это было отличное животное, крепкое и выносливое. Оно мотнуло головой, но команде подчинилось.
Генерал вскинул руку, затянутую в перчатку. Полдень уже миновал, и воздух был сегодня прохладнее, чем вчера. Впрочем, по сравнению с обычным осенним днем на Северном континенте эту погоду следовало считать прекрасной. Вспомнив зимы Северной Земли, Дардас подумал: а вообще бывает ли снег здесь, на Перешейке?
