Андрей Мартьянов - Мировой кризис
Поначалу Свечин принял последнее утверждение конструктора как шутку, но, ознакомившись с аэропланом вблизи, понял, что Игорь Иванович не подтрунивал. Корпус «Ильи Муромца» отдаленно напоминал небольшой трамвай: впереди три прямоугольных обзорных окна в треть человеческого роста, по два таких же слева и справа по бортам: это кабина авиаторов, так сказать, капитанский мостик.
Кабину и каюту для пассажиров разделяет деревянная дверца. Сама каюта небольшая – три шага в ширину и семь в длину, за ней, ближе к корме (потрясающе! Сикорский и об этом подумал!) гальюн, вещь в длительном путешествии безусловно необходимая.[5]
– Располагайтесь без стеснений, как дома, – сказал подполковнику капитан воздушного корабля. – Захотите спать, ложитесь на диван, плед в ящике. Простите, должен оставить вас в одиночестве: необходимо завершить приготовления к старту.
Свечин отчасти растерялся. Полет на аэроплане представлялся ему сопряженным с множеством неудобств, если не сказать – лишений. Пронизывающий ветер, холод, долгие часы на неудобном сиденье, привязные ремни и прочие ужасы. На «Илье Муромце» дело обстояло ровно противоположным образом.
Ремни были – ими закрепили чемодан подполковника на полке сверху. Если стоять спиной к кабине, то слева находились пружинный диван, четыре плетеных кресла и небольшие складные столики между ними. Мебель прикручена к полу винтами.
Справа низкий буфет, умывальник и тумбочка с газовой горелкой: можно согреть воду в непроливаемом чайнике, крепящемся к горелке особыми защелками. В буфете обнаружились столовые приборы, немалый запас бутербродов с бужениной, красной рыбой и свежими овощами (все завернуто в пергаментную бумагу), разделанная холодная индейка, бутылки с красным крымским вином и коньяком.
Разумно, перекусить непременно захочется. А если станет холодно, то и пригубить шустовского. Посуда металлическая, новомодный алюминий, и это тоже рациональный подход: ничего не разобьется.
В завершение следует сказать, что на уровне груди по каждому борту были устроены круглые иллюминаторы, точь-в-точь как на морских кораблях. При желании их можно открыть. Освещение – электрическое, восемь ламп с питанием от генератора.
Боже мой, и это – аэроплан? Разумеется, в газетах писали о предыдущих рекордных полетах «Ильи Муромца», о том, что в минувшем феврале однотипное воздушное судно запросто подняло шестнадцать человек и собаку, но одно дело мельком читать статью в «Ведомостях», и совсем иное – видеть это чудо прогресса собственными глазами.
– Пообвыклись, ваше высокоблагородие? – в салон заглянул штабс-капитан Христофор Феликсович Пруссис. – Замечательно. Еще пять минут – догружаем в товарные люки на корме запасные части и инструменты, по пути их не найдешь. Если угодно, можете наблюдать за взлетом из кабины, там есть откидное сиденье. Вам будет интересно.
Еще бы не интересно!
– …Начнем, благословясь, – невозмутимо сказал господин Сикорский, занявший капитанский пост перед круглым штурвалом. – Воздух совершенно спокоен, тряски не ожидается. Подполковник, в любом случае, сердечно вас прошу – держитесь крепко, рядом поручень. От неожиданностей никто не застрахован.
Двигатели запущены, прогрев занял десять минут. Сбоев не отмечено. Аэродромная команда убирает колодки. Свет в кабине погашен, за передними окнами сияют золотистым фонари аэродрома.
Это было волшебство, чудо, миракль. Весящая сотни пудов крылатая машина сдвинулась с места, подпрыгивая на неровностях поля, начала разбег и плавно взлетела – Свечин ощутил неприятное чувство падения, чуть закружилась голова, «Муромца» покачивало, будто лодку на легкой волне.
– Триста метров, – сообщил лейтенант Лавров, посветив фонариком на барометрический высотомер и компас. – Продолжаем подъем… Курс зюйд-тень-вест, сто девяносто два градуса, выравниваемся на зюйд… Есть зюйд… Четыреста тридцать метров, набрали девяносто четыре километра в час, kren-gen четыре градуса право… Пятьсот десять метров…
Свечин пытался рассмотреть хоть что-нибудь за окнами, но различал только непроглядно-черную землю, глубокое синее небо с белесыми перьями облаков и невероятно крупными звездами.
– Господин подполковник, вас не очень обременит одна безделица? – окликнул Свечина Сикорский, державший руки на рулевом колесе. – Мы все заняты, но через полчасика очень хотелось бы выпить горячего кофе. Не сочтите за труд, поставьте кипятиться чайник в салоне. Вы непременно разберетесь, конструкция несложная. Воду можно налить из умывальника. В баки залита чистая, водопроводная.
– Д… Да-да, – запнувшись, ответил завороженный происходящим Василий Константинович. – Но это… Гм… Не опасно?
– Окажись так, горелку на аэроплан не поставили бы. Займитесь, пожалуйста. Человеку, впервые поднявшемуся в воздух, надо быть при деле, как всякому на корабле.
Два часа спустя страхи позабылись: теперь для его высокоблагородия гигантский «Муромец» отличался от прогулочного парохода на Неве или Волге лишь необычной средой, в которой движется корабль. Самолет изредка встряхивало, и поначалу Свечин пугался, но быстро привык, тем более что воздухоплаватели не выказывали и тени беспокойства. Сильно шумели моторы, но и к этому можно притерпеться, только говорить нужно очень громко.
В пять утра начало светать.
Устроили ранний завтрак – кофе, сэндвичи и фрукты. Оставивший управление аэропланом на господина Лаврова Сикорский выпил две стопочки коньяку для бодрости. Механик выходил на крылья, пуская в салон холодный воздух – проверял моторы. К шести утра капитан отправил Лаврова отдохнуть, пускай спит до посадки в Орше, ему затем вести «Илью Муромца» до самого Киева.
– …Знаете ли, Василий Константинович, – почти кричал Сикорский, стараясь, чтобы подполковник его расслышал. В кабине рев двигателей чувствовался сильнее, чем в каюте. Свечину спать ничуть не хотелось и он занял место пилота-помощника. – Я планировал перелет от Петербурга до Киева только летом, не раньше июня, с полной загрузкой. А тут – внезапная оказия, да еще и по августейшему повелению! Что такое стряслось в Одессе, я спрашивать не вправе, но если это дело поможет нам установить неслыханный прежде рекорд дальности, буду обязан по гроб жизни!..
«Вам лучше оставаться в неведении, – подумал Свечин. – Поверьте, господин инженер, мне самому страшно. Занимайтесь лучше любимым делом».
Ответил, напрягая голосовые связки:
– Почитаете через месяцок-другой газеты – узнаете!.. А скажите, что за город внизу справа, в отдалении? Видите купола?
– Очевидно, Витебск, – ответил Игорь Иванович, бросив взгляд на оставленный в кабине планшет навигатора. – Как раз подходит по времени! Солнце взошло, значит, в Орше будем меньше чем через час! Только бы не промахнуться и не сесть незнамо где!.. Будьте любезны, позовите Христофора Феликсовича, сейчас начнем медленно снижаться…
