Вероника Иванова - Право учить. Работа над ошибками
— Да.
— И когда узнал? До похищения принца?
Бэр отрицательно качнул головой.
— А тем не менее смерть, произошедшая в стенах дома, была на руку похитителям, потому что их силы только увеличились. Но речь даже не о них... В твоём луке живёт дух умершего, не забывай. Не знаю, что могло случиться, если бы стрела, сорвавшаяся с его тетивы, встретила бы на своём пути поднятого мертвяка. Может быть, обошлось бы без неожиданностей, а может... Опасности подвергались все мы.
Впрочем, по-хорошему боялся я не столько неизвестных последствий, сколько огласки: если некромант и тот, кто натравил на шекку бродячего духа, хоть как-то связаны между собой, соприкосновение райга и мертвяков указывало бы на мой след яснее ясного.
— Но ты не уверен? Не уверен полностью?
О, снова переходим на дружеское общение? Отлично!
— Конечно нет.
— Значит, у меня был шанс спасти принца?
Признаю:
— Небольшой, но определённый.
— Тогда почему ты не дал мне попробовать?
— Я плохо объяснил? Опасность была слишком велика.
— Но его высочество... Разве он оказался не в большей опасности?
— Его жизни ничто не угрожало и не будет угрожать, поверь. Некромант похитил принца не для убиения на алтаре и прочих душегубных глупостей. Жизнь мальчика будет тщательно оберегаться, потому что мёртвый он не представляет никакой ценности.
Бэр слушал внимательно, напряжённо следя за каждым движением моих губ и за выражением глаз. А когда я замолчал, лучник сделал вывод, достойный опытного воина:
— Ты отправишься за ним.
И ни тени вопроса во взгляде, одни только уверенность и убеждённость.
Улыбаюсь:
— Конечно.
В голос прорывается растерянное отчаяние:
— Тогда зачем...
— Зачем был отдан приказ, хочешь спросить? Почему я не мог сразу сказать, как собираюсь действовать? Ты и сам мог бы ответить.
Интересно, угадает ли лучник самую главную причину? Вряд ли. Потому что не сможет постичь всю глубину расчётливой корысти моих намерений. Я и сам, когда пытаюсь разглядеть дно сего колодца, ужасаюсь. И восхищаюсь тоже. В конце концов, если не научиться любить себя, как можно полюбить весь остальной мир?
Бэр кусает губу, обдумывая варианты, потом предполагает:
— Не было времени?
— В точку! Но я всё же хочу извиниться.
— За что?
— Не за грубость, не обольщайся! Право приказывать у меня есть. Но я по незнанию причинил тебе боль, верно? Может, откроешь секрет? Что тебя мучает?
Лучник отводит взгляд.
— Говори, как есть. Смеяться не буду. Обещаю.
— Наверное, это глупо и только кажется, но... Когда мне что-то приказывают и я исполняю, всё становится только хуже!
Любопытно. Заноза сидит именно здесь?
— Чуточку подробнее, прошу тебя.
— Понимаю, что должен подчиняться, что солдат всегда должен слушать командира, что... И я никогда не сомневался в приказах! Но их исполнение всегда приносит беду. Всё началось с того самого раза, когда... Помнишь? Мне велели тебя привязать. Я подчинился, хотя и чувствовал: не нужно этого делать. И чем всё закончилось? Тогда мне впервые стало по-настоящему страшно, понимаешь? Не я придумывал и решал, как действовать, но делал-то я! И потом ещё несколько раз... Да почти всегда: мне приказывают, я исполняю, а кто-то страдает. Не по моей вине, но из-за меня.
Действительно, противоречие. Почти неразрешимое. Парень понимает, что не несёт полной ответственности за свои деяния, но вина не слушает доводов разума, продолжая глодать свою жертву. Прогоним мерзавку? Попробуем.
— Всё верно, что ты говоришь. За результат исполнения приказа отвечает тот, кто его отдаёт. Исполнитель не должен брать на душу груз чужих ошибок, и ты не бери. И знаешь, почему? Потому что любое событие не бывает только плохим или только хорошим. Оно всегда и то, и другое. Вот, к примеру, тогдашняя месть принца. Да, боли было предостаточно. Страданий — тоже. Но они помогли мне многое понять. Познакомили с замечательными людьми. Подарили настоящих друзей. Я вот не могу с уверенностью сказать, что твоя исполнительность обернулась бедой... Да и сейчас всё обстоит вовсе неплохо: благодаря тебе мы знаем, где искать принца, и я его непременно верну, целого и невредимого. Но кроме того, я смогу уничтожить некроманта, который угрожает многим и многим жизням. Так что, прежде чем переживать, подумай, а так ли уж много горя ты приносишь? Может, происходит ровно наоборот?
Синий взгляд светлеет от надежды:
— Но его высочество... Ему ведь было больно. И будет. Разве нет?
Грожу пальцем:
— А вот эту заботу оставь мне. Принцу полезно почувствовать немножко боли. Согласен?
Лучник неуверенно улыбается:
— Наверное, ты прав.
— Обещаю, всё пройдёт, как должно. А тебе пожелание на будущее: продолжать и дальше добросовестно исполнять приказы. Только командиров выбирай таких, которым доверяешь сам или которые заслужили своё право приказывать.
— И которые пользуются этим правом только при крайней необходимости, но уж если она случилась, забирают себе всю власть из нерадивых рук! — раздаётся с порога долгожданный голос, задорный и весёлый, словно его обладатель не трясся только что в карете и не прибыл на поле недавнего боя, хотя рассчитывал найти местечко для отдохновения.
— Тебя следовало бы примерно наказать. Поставить к позорному столбу и прилюдно высечь.
Низенький толстячок с носом, ставшим после зимы ещё краснее (наверное, от солнечных лучей, хотя опыт подсказывает: совсем по другой причине) несколько раз неторопливо прошагал по комнате из угла в угол, остановился у окна и с наслаждением втянул ноздрями свежий лесной воздух. Маска «милорда Ректора», как всегда, исполнена безупречно, за исключением меленькой детали: гладкая лысина не блестит от пота. Конечно, не все обязаны в летний день терять драгоценную влагу посредством выступления её на коже и последующего испарения, но люди, обременённые объёмистым животиком, потеют чаще и больше, нежели худые.
— Государственная измена нынче совсем упала в цене?
Ксаррон, смешно склоняя голову набок, повернулся ко мне:
— О чём ты говоришь?
Недоумённо парирую:
— А ты?
— О прегрешениях и наказаниях.
— И я о них же.
Кузен недовольно надул щёки:
— И какое место в них занимает преступление против государства?
Совсем перестаю понимать, в какую сторону направился разговор.
— Ты сказал: меня нужно наказать. Так?
Короткий кивок.
— По моей вине похищен младший принц. Так?
Подобие кивка.
— Значит, при моём участии совершено покушение на королевскую семью, то бишь государственная измена. Но предлагаемое тобой наказание слишком мягко, не находишь?
