Мэри Стюарт - Сага о короле Артуре
— Отойди.
Потом спросил меня:
— Управишься ли ты с кобылой, если мы поедем галопом? Я хочу добраться домой прежде, чем Кадаль обнаружит, что тебя нет, и поставит на уши весь город.
— Попробую. А Ульфин?
— А что Ульфин? Ульфин поведет домой твоего пони.
Он развернул коня и направил его к дороге. Ульфин подбежал ко мне, чтобы затолкать в сумку окровавленный балахон, и поспешно подставил мне плечо: с его помощью мне кое-как удалось взобраться на лошадь и сесть в седло. Мальчик молча отступил назад. Я чувствовал, как он дрожит. Наверно, рабам свойственно бояться всего на свете. Мне пришло в голову, что ему страшно даже идти одному через лес.
Я осадил кобылу и наклонился к нему.
— Ульфин, он не сердится, тебе ничего не будет. Клянусь тебе. Так что не бойся.
— Ты… ты что-нибудь видел, господин мой?
— Ничего. — По-своему это было правдой. Я спокойно смотрел ему в глаза, — Вспышку темноты — и обычную луну. Вот и все. Но даже если бы я что-нибудь и видел, это неважно. Меня посвятят в культ. Теперь понимаешь, почему он не сердится? На, возьми.
Я достал из ножен свой кинжал и бросил его вниз, так, что он воткнулся в землю меж сосновых игл.
— С ним тебе будет спокойнее, — сказал я, — но он тебе не понадобится. С тобой ничего не случится. Можешь мне поверить. Я знаю. Веди моего пони поосторожнее, ладно?
Я пнул кобылу в бока и направил ее вслед за Белазием.
Он ждал меня, то есть ехал сравнительно медленно. Когда я поравнялся с ним, он тотчас пустил коня в галоп. Кобыла рванулась следом. Я вцепился в узду и висел на ней, словно репей.
Тропа была достаточно открытая, так что мы хорошо видели дорогу в лунном свете. Она вела через лес к вершине холма, с которой мы на миг завидели огни города. Потом тропа снова нырнула в ложбину, и через некоторое время мы выехали из леса на соленые приморские пустоши.
Белазий ничего не говорил и не замедлял скачки. Я держался за кобылу, глядя на дорогу из-за ее плеча, и размышлял, что мы можем встретить на дороге Кадаля, возвращающегося за мной с отрядом солдат. А может быть, он поедет один…
Мы с плеском перешли вброд ручей глубиной по бабки лошадям, а потом тропа, протоптанная в траве, свернула направо, к большаку. Теперь я понял, где мы; я видел эту тропу, когда мы ехали в лес, — она поворачивала с дороги сразу после моста на опушке леса. Скоро мы выедем к мосту.
Белазий придержал коня и оглянулся через плечо. Когда кобыла поравнялась с ним, он схватил ее за повод. Кони перешли на шаг.
— Слушай!
Лошади. Очень много лошадей; едут быстро, рысью, по мощеной дороге. В сторону города.
Послышался чей-то голос.
На мосту появилось множество факелов, и мы увидели их совсем рядом. Над головами воинов развевался штандарт. В свете факелов я увидел красного дракона.
Белазий перехватил повод моей лошади. Мы остановились.
— Люди Амброзия, — сказал он.
Вернее, начал говорить, когда моя кобыла звонко заржала и одна из лошадей в отряде ответила ей.
Отряд остановился. Приказ — и лошади галопом поскакали в нашу сторону. Белазий выругался сквозь зубы и отпустил мой повод.
— Ладно, теперь нам пора расстаться. Не теряйся и держи язык за зубами. Даже Амброзий не сможет защитить тебя от проклятия.
Он хлестнул кобылу по крупу, и она рванулась вперед, едва не выбросив меня из седла, Я был слишком занят тем, чтобы удержаться на лошади, и не видел, как Белазий уехал, но у меня за спиной раздался плеск: черный жеребец перешел ручей и исчез в лесу за несколько мгновений до того, как солдаты подъехали ко мне и окружили со всех сторон, чтобы отвести меня к своему офицеру.
В свете факелов под штандартом гарцевал серый жеребец. Один из солдат взял мою кобылу под уздцы и вывел меня вперед.
Он отдал честь.
— Только один человек, сударь. Он не вооружен.
Офицер поднял забрало. Голубые глаза расширились от изумления, и слишком хорошо знакомый мне голос Утера произнес:
— Ну да, кто же, как не ты! Ну, Мерлин-бастард, и что же ты делаешь здесь один? Где ты был?
Глава 11
Я ответил не сразу. Соображал, что говорить, а чего говорить не стоит. Любому другому офицеру я рассказал бы полуправду и тем отделался, но Утер, скорее всего, станет допрашивать меня с пристрастием. Для человека, который присутствовал на тайном и незаконном сборище, Утер был не просто офицер — он был опасен. У меня, конечно, не было причин выгораживать Бела-зия, но я не считал себя обязанным что-то рассказывать или объяснять кому-либо, кроме Амброзия. В любом случае, в первую очередь надо отвести от себя гнев Утера.
Поэтому я посмотрел ему в глаза — с достаточно невинным выражением, как я надеялся.
— Мой пони охромел, господин, и я оставил с ним слугу, а сам взял лошадь слуги и поехал домой один.
Не успел он открыть рот, чтобы что-то сказать, я заслонился незримым щитом, который вложил мне в руки Белазий:
— Твой брат обычно посылает за мной после ужина, и мне не хотелось бы заставлять его ждать.
Он нахмурился, когда я упомянул об Амброзии, но сказал только:
— А почему ты едешь здесь в этот час? Почему не по дороге?
— Астер повредил ногу, когда мы были в лесу. Мы свернули на восток на перекрестке, там, где в лес уходит дорога, по которой возят бревна, и, когда возвращались, нам попалась тропа, ведущая на юг, и мы решили, что так будет короче, и пошли по ней. При луне дорога была хорошо видна…
— Что это за тропа?
— Я не знаю леса, сударь. Она ведет на холм и потом к броду — примерно в миле вниз по течению.
Он хмуро размышлял.
— Где ты оставил слугу?
— В начале этой тропы. Мы хотели удостовериться, что она ведет в нужную сторону, прежде чем я поеду дальше один. Он, наверно, сейчас поднимается на холм.
Говоря это, я молился всем богам, сбивчиво, но искренне, чтобы в этот момент со стороны города не появился разыскивающий меня Кадаль.
Утер смотрел на меня. Конь гарцевал под ним, но всадник сидел на нем так, словно коня не существовало. Я впервые заметил, как он похож на брата. И еще я осознал, что в нем тоже есть некая сила, и, несмотря на свою юность, понял, что имел в виду Амброзий, когда говорил, что Утер — блестящий полководец. Он умел оценивать людей с ювелирной точностью. Я чувствовал, что он видит меня насквозь, видит, что я лгу, не понимает, в чем дело, но хочет понять. И сделает все, чтобы узнать это.