Ольга Громыко - Сборник "Профессия: ведьма"
– Лён, не кричи на меня, – взмолилась я. Он закрыл глаза, замер, переводя дыхание и пытаясь успокоиться.
– Извини.
– Я прибью ее. Обещаю.
– Но теперь твоя теория рушится. Оборотень мог угнездиться где угодно, раз вампиры не входят в его рацион.
– Еще люди в Догеве есть?
– Двадцать или тридцать человек. И с полсотни потомков от смешанных браков.
– За пределами города?
– Да.
– Моя теория прочна, как… нет, слава богу, не как мой меч. Если бы тварь угнездилась на Границе, она бы с Границы и начала. А я, как и она, начну с фонтана.
* * *Легко сказать – начну. Я чувствовала себя наемным батраком, которому торжественно вручили ржавую мотыгу и царственным жестом указали на сорок акров каменистой целины. В отличие от батрака, в руках у меня была ивовая рогулина, вроде тех, с какими разыскивают подземные источники, только специальным образом заговоренная на нежить. Мне предстояло обойти Догеву по раскручивающейся спирали, не выпуская рогулину из рук, причем радиус действия поискового устройства составлял четыре локтя. Все это под палящим солнцем, удивленными взглядами вампиров и недовольными – волков. Нельзя было пропустить ни кочки, ни пенечка. Если на пути попадался дом, я заходила и добросовестно проверяла ниши под кроватями, махала рогулиной над младенцами в колыбелях и с содроганием сердца спускалась в холодные сырые погреба. Я топтала цветы на клумбах и попирала ногами крыши, чуть не нырнула в колодец, перегнувшись животом через сруб, раздавила гнездо серой славки, помяла аккуратно подстриженные кусты живой изгороди вокруг Дома Совещаний и с воплем провалилась в яму для мусора на заднем дворе.
К обеду в меня играли дети. Девочка брала прутик, завязывала глаза и ходила вокруг фонтана, а мальчишки подкрадывались к ней сзади и дергали за косу, изображая оборотней. Если девочка успевала развернуться и огреть озорника прутиком, тогда он считался выбывшим, падал и оставался лежать, как убитый, иногда, впрочем, поднимая голову и призывая к мести более удачливых товарищей. Догонять «оборотней» не разрешалось. Если девочку безнаказанно дергали три «оборотня» подряд, она выбывала из игры и ее место занимал последний ловкач.
Когда солнце загнездилось на верхушке самой высокой ели, пришел Лён и встал так, что на следующем заходе я уткнулась прутом ему в грудь.
– Что тебе надобно, старче? – иронично спросила я, пытаясь обойти его слева. Быстро расправленное крыло преградило мне дорогу.
– Может, прервешься на пару минут?
– Зачем?
– Да я вот надумал сад ограбить, не постоишь на стреме?
– Что? – с озадаченным смешком переспросила я.
– Яблочек, говорю, захотелось, – невозмутимо повторил Лён.
– Так ведь не сезон еще. Яблочки-то неспелые, – насмешливо протянула я.
– Неспелые, да сочные. Что-то меня на кисленькое потянуло.
– Ты же Повелитель, пойди да попроси у садовника.
– Нет, Вольха, ты не романтик. Ну, дадут мне яблочек. Вымытых. Почищенных. На тарелочке. После обеда. – В серых глазах Повелителя плясали смешинки, да и вздох вышел не шибко печальным.
Нет, я никогда его не пойму. Чтобы семидесятитрехлетний Повелитель грабил яблоневые сады, как проказливый мальчишка, да еще с серьезным видом подбивал на это грязное дело малолеток? Наверное, я должна была возмущенно отказаться, прикинувшись чопорной дамой, которую давно не привлекают сумасбродные юношеские выходки, но… мне ужасно захотелось кислых яблочек.
Чтобы представить себе карту догевских дорог, нужно запереть в комнате большой клубок шерсти и озорного котенка. Когда из комнаты перестанет доноситься победное мяуканье, можете открыть дверь и полюбоваться результатами. Кроме мостовых, ни одной прямой дороги нет – только стократно пересекающиеся узкие извилистые тропки. Очень, кстати, качественно протоптанные. Ни одна не оборвется, не зарастет травой – такое ощущение, что Старейшины ежегодно назначают ответственных топтунов, которые по часу в день обязаны бегать по тропкам взад и вперед, чтобы те не исчезали. И, конечно, «эффект черновика», с головокружительной скоростью изменяющий окрестный пейзаж. Только что мы внимали мраку и сырости елового леса – и вот уже колышет узкими листьями ковыль на залитом солнцем лугу, еще шаг – и на нем словно по мановению ока выросли высокие деревья.
– Это и есть яблоньки? – удивилась я, проводя рукой по морщинистому стволу. Каюсь, с первого взгляда приняла их за дубы. В обхват толщиной, ветви начинаются в четырех локтях от земли, крона вертикально сплюснутая. Огурец на вилке, да и только. – Как бы это нам ее, а?
– Потряси, – предложил Лён.
– Разве что с разбегу. – Я представила, как сползаю по стволу с нимбом звездочек, вьющихся вокруг головы. – Чур, ты первый.
– Может, паданцами обойдемся?
Я пошарила в траве и нашла один паданец. Он был зелененький, изысканно бугристый, с парадным входом для червяка и размером с дупло в зубе мудрости. Я показала яблочко Лёну, и он сразу утратил интерес к паданцам.
– Ну что ж, придется лезть, – сказал он, с некоторой опаской примериваясь к нижнему суку.
– Подсадить?
– Нет, спасибо. – Он подпрыгнул, ухватился за сук, раскачался и ловко взбежал по стволу ногами. Извернувшись, оседлал ветку и шумно перевел дух. В чреве дерева угрожающе хрупнуло.
– Лезь выше! – скомандовала я, прикрывая глаза рукой. В лицо порошили крошки коры и высохшего лишайника.
Лён оглянулся. Он сидел спиной к стволу. Тщательней надо планировать операцию, тщательней.
– Только не говори, что у тебя боязнь высоты! – насмехалась я, не торопясь составить ему компанию.
– Нет, что ты. Просто я вспомнил о своем великом долге перед догевским народом… – С этими словами он встал и, балансируя крыльями, медленно развернулся, – …будет очень печально, если он в одночасье лишится своего единственного Повелителя.
– Лезь-лезь!
Он хмыкнул и начал карабкаться вверх, шурша листвой. Кора и червивые яблочки хлынули на меня градом.
– Куда ты дела тот первый паданец?
– Выбросила!
– Зря! Эти не то что есть – надкусить невозможно! – Судя по сдавленному возгласу, Лён попытался-таки надкусить вожделенный плод, но не преуспел.
Я коснулась ствола, вдумчиво огладила его ладонью. Яблоня отозвалась теплой пульсацией. Во рту у меня появился привкус сладковатой воды, поднимающейся по сосудам, и на мгновение я сама стала этой водой, вбирающими ее корнями, мохнатыми листьями, тянущимися к свету; я даже почувствовала, как оттягивает ветку прислонившийся к стволу вампир.
