Лесса Каури - Золушки из трактира на площади
Резко замолчав, он обвел взглядом помещение, задержавшись на раскрасневшейся Клозильде, щеголяющей голыми плечами, руками и ступнями, на Мархе Тумсоне, закутанном в женскую шаль, и на полковнике Торхаше, одетом как разбойник с большой дороги.
— Сладкий мой! — бросилась к нему Ванилла. — Ты пришел! А говорил, что будешь всю ночь занят.
— Я ошибался! — с достоинством заметил шут и, обняв ее за талию, прошел к столу. — А что здесь, собственно, происходит? Карнавал?
— Мастер творит шедевру! — пояснила Персиана, раскладывая разрезанный торт по тарелкам. — Лапы помой! — шлепнула она по рукам обернувшегося в человека Веся, когда тот потянулся к лакомству, и продолжила: — А мы наблюдаем. Не каждый день удается приобщиться к величию гиганта кисти!
Висту скромно уткнулся носом в стол.
— Как интересно, — протянул Дрюня, глотнув морса из чашки Пипа. — Жаль, что я был занят с его чудотворным величеством целый день. С удовольствием бы поучаствовал в… э-э-э… композиции!
— Это в какой же роли? — поинтересовалась, прищурившись, Ванилла. — Демон уже занят!
— Да! — Марх выразительно поиграл грудными мышцами, проглядывающими через шаль. — Я занят.
— Он занят! — растаяла Персиана и одарила мужа жарким поцелуем.
Марх не преминул ответить. Казалось, они, позабыв о застолье, сейчас же займутся друг другом со всей страстностью изголодавшихся молодых тел.
— Кх-гм! — грозно кашлянул Пип. — Уймитесь оба и ешьте торт.
Дрюня одобрительно хмыкнул. Его супруга ехидно хихикнула.
Матушка тихо пила морс и ощущала, как оттаивает заледеневшее сердце. Что ни говори, а самое главное на свете — не богатство и знатность, не приключения и бурные романы, а счастье тех, кто рядом!
— Не бросайте его! — прошелестело вдруг, будто сквозняком.
Бруни изумленно посмотрела по сторонам и наткнулась на внимательный взгляд полковника. Торхаш, поднявшись, оправлял куртку, накидывал на плечи свой поношенный плащ. Весь, с лицом измазанным тортом, ждал его у порога, дрожа от предвкушения доброй охоты.
— Что бы ни случилось… — одними губами добавил Красное Лихо и, умудрившись поклониться всем сразу, быстро вышел.
— Я бы мог изобразить любимую яблоню Богини, — между тем задумчиво рассуждал Дрюня. — Раз уж роль ее песика исполнил Весь. А что? — он вскочил, встал на руки и медленно отвел одну из них в сторону. Согнул ноги под немыслимым углом, оттопырил голову, отклячил задницу и застыл, балансируя в совершенно невозможной композиции.
— Ах! — захлопала в ладоши Ванилла.
— О-о! — восхищенно закатила глаза Клози.
Персиана, занятая «демоном», лишь одобрительно кивнула.
— Послал рок в зятья студень, — поморщился Пип.
А Матушка вдруг ощутила страшную усталость. Поднялась из-за стола, так и не попробовав тортик, погладила по плечу Пиппо, опасливо обошла застывшего раскорякой Дрюню и поднялась к себе. Движения давались с трудом, будто она двигалась в вязком тумане, неуклонно заволакивающим все вокруг. Она легла в холодную кровать и, дрожа от озноба, попыталась представить себя в объятиях Кая. Но звуки, доносившиеся снизу, спугнули иллюзию. Когда-то давно Хлоя и Эдгар вот так же собирали друзей, засиживаясь далеко за полночь. Маленькая Бруни, лежа в своей кроватке и прижимая к животу сшитого матушкой пса с глазами из перламутра, слушала их голоса и смех. Мир казался ей незыблемым, верным и вечным, в душе царили покой и порядок, а вокруг теснились сны, полные чудес…
Матушка Бруни спала, сжавшись в комочек, словно хотела исчезнуть из этого мира, чтобы снова очутиться в том.
* * *— Ой, чтой-то с вами, хозяйка? — удивилась Виеленна, когда ранним утром Матушка спустилась в кухню.
Ровенна бесцеремонно накрыла лоб Бруни ладонью и воскликнула:
— Да она горит!
— Со мной все хорошо! — вяло отбивалась та от сестер, потащивших ее обратно в комнату.
Бруни знобило, у нее кружилась голова и ломило кости. Не иначе наглоталась вчера холодного воздуха, пока бежала домой в ночи.
— Вы, хозяйка, лежите и не вставайте! — погрозила пальцем Ровенна. — С мастером и его моделями мы сами справимся, а вам — пить травяные отвары на меду! Вот Ванилька проснется, попрошу ее натереть вас гусиным жиром.
— Не надо жиром! — испугалась Матушка. — А они что же, с Дрюней здесь ночевали?
— В комнате Веся, — кивнула старшая Гретель. — Он все равно ночью по лесам шлялся с господином полковником. И, кстати, принес нам двух жирных куропаток с охоты. Так что мастер Пип обещался сегодня на ужин сотворить жаркое с клюквенным соусом!
Сумочка с ключом к разгадке тайны проклятия так и лежала на прикроватном столике, а у Матушки не было сил подняться с постели. Она мысленно застонала.
— Сейчас принесу вам молока с медом — и спать! — сердито заявила Ровенна. — Вот молодежь пошла, чуть что, сразу в лихорадку!
После молока с медом Бруни страшно потянуло в сон. Она мужественно боролась, но путаные видения обступили ее, не давая пошевелиться. Разогнать их ей удалось только под вечер: после нескольких чашек отвара и растирания вонючим жиром, насильно проведенного непреклонной Ваниллой. Прислушиваясь к звукам снизу — зрители смотрели второй акт пьесы «Рождение шедевры», — Матушка торопливо умылась, оделась, взяла сумочку и тихо спустилась вниз. Прокралась к задней двери, как вдруг спиной почувствовала на себе чей-то взгляд. Обернулась — в прорехе занавеси, отделяющей кухню от зала, жутковато светился зеленый глаз. Она облегченно вздохнула, прижала палец к губам и выскользнула на улицу.
Дежурный маг уже шел по площади. С вершины его посоха срывались маленькие молнии, торопясь на одну короткую ночь стать жизнью фонарных сердец.
Поглядывая на быстро темнеющее небо, Матушка отправилась к дому Григо Турмалина. Временами накатывающая слабость заставляла ее останавливаться, чтобы передохнуть, но неумолимая уверенность в выбранном пути гнала вперед. Правда, рука об руку с ней шествовал и страх ошибиться, однако Бруни не обращала на него внимания, шепча пересохшими от жара губами гимны Пресветлой.
Григо занимал единственную комнату в мансарде старинного обветшавшего дома на границе двух кварталов — Мастеровых и Белокостных. Несмотря на грязь, забитые досками окна, подобные бельмам на глазах старца, перекошенные двери и веревки для сушки белья, в которых дом запутался, будто в паутине, в нем ощущалось величие прежних времен. Он до сих пор стоял крепко, не покосился и не пошел трещинами, словно врос в родную землю, собираясь бороться до тех пор, пока она не скроет его крышу. Хозяева купили его за бесценок, понастроили внутри перегородок, обокрав простор великолепных залов, и стали сдавать жильцам, которые не могли позволить себе лучшее жилье.
