Смута (СИ) - Городчиков Илья

- Бернд, давай на дорогу! Восемь пушек забирай с собой! Бейте картечью и припасов не жалейте. Туда же три сотни стрельцов и половину пехоты. Делайте всё что угодно, чтобы они наверх не прорвались!

Бывший командующий нашей армии приказ исполнил практически мгновенно и потянул за собой всех отправленных с ним воинов. Нам же был необходимо не просто удержаться от возможной контратаки из крепости, но и взять её. Даже если нам удастся удержать дорогу, то оставлять за спиной целую крепость будет слишком опасно, ведь, кто знает, какие финты защитники могут вытворить.

- Мантелеты к бою! Идём на приступ! – заорал я, возвращая шлем на свою короткостриженую черепушку.

Бойцы в одну секунду обступили со всех сторон, таща с собой большие прямоугольные щиты, обитые металлическими листами. Парочка наёмников несла полные пороха бочонки. Собравшись в подобие римской «черепахи», мы медленно попёрли к воротам крепости. По сути своей, такой шаг был чистой авантюрой с моей стороны, построенный исключительно на риске и надежде в то, что крепость слишком стара и не перестраивалась на манер крепостей высшей фортификационной мысли позднего средневековья.

Шли мы медленно, соблюдая строй, ведь только он был нашим спасением от множества смертоносных железок, дождём тарабанящих по щитам с того момента, как мы подобрались к стенам Полонского Городища на дистанцию выстрела. Защитники крепости были, похоже, обласканы с ног до головы госпожой Удачей, ведь парочка пущенных ими стрел как-то смогли найти щель в щитах и убить в шею одного из моих наёмников, что вывалился из строя и остался лежать на сырой земле. Конечно, противника сгоняли со стены оставшиеся пушки и стрельцы, но даже так, как только мы подобрались к укреплению, на нашу голову посыпались здоровенные булыжники, укрыться от которых даже щитом было нелегко. Однако же, самой неприятной крепостной фишкой был даже не обстрел камнями, а зловонная и кипящая жижа, которую стали лить на наши головы в тот момент, когда строй из неполной полусотни наёмников подобрался к воротам. Несколько бойцов сразу заорало от боли, когда стали вариться под льющейся сверху жижей. Крики боли шли будто из ада, и я совсем не завидовал погибающим, но даже так задачу надо было выполнять. Выхватив бочонок у одного из наёмников, я быстро рванулся к воротам, поставив взрывоопасную ношу прямо к петлям ворот. Второй боец сработал чётко, и мы практически мгновенно подпалили заряды от толстых тлеющих фитилей, которые перед атакой накинули через плечи.

- Назад!

Мы отошли назад быстро, продолжая соблюдать строй, хотя это было куда как страшнее, ведь даже щепка от бочки, летящая под тысячу метров в секунду, могла в одно мгновение лишить жизни, пробив артерию, а при нынешнем уровне медицины такое ранение было равносильно смерти. Пожалуй, даже Фабрис со своими навыками не смог бы ничего поделать с таким ранением.

Взрывы ухнули один за другим с перерывом всего в секунду, а нас осыпало тучей крупной деревянной щепы. Бочки у нас были не самыми простыми, а укреплённые с нашей стороны кованным коробом и воткнутыми штырями в землю, чтобы основная сила взрыва была направлена в сторону ворот. Помогало это далеко не всегда, и на этот раз бочку сорвало со штырей, и осколок корпуса пробил щит пред моими глазами.

Взвесь из деревянной пыли поднялась в небо, перекрывая обзор, но, поскольку наше подразделение отошло в сторону, то в образовавшийся проём успели разрядить свои аркебузы оставшиеся с нами стрельцы, срезая любую охрану, которая могла бы там стоять.

- Вперёд!

Откинув щиты в сторону, мы рванулись вперёд, преодолевая узкий проход. Предчувствуя скорое кровопролитие, я бежал вперёд, и в проходе подкованным ботинком проломил чей-то череп, влажно чавкнувший под подошвой.

Преодолев проход без какого-либо сопротивления, мы врубились в толпу защитников, не успевшую собраться после взрыва и двух плотных залпов аркебузиров. Оказавшись по ту сторону стены, я налетел на вражеского ратника, закрывающегося щитом от напирающей на неплотный строй бронированной пехоты. Влетев в него плечом, я сбил воина с ног, обрушив его на землю. Он попытался закрыться от меня щитом, и я, овеянный нечеловеческой яростью, обрушил на него первый удар своей полуторной сабли. Заточенный до бритвенной остроты клинок с лёгкостью разрубил щит и его умбон. Отбросив остатки деревянного щита в сторону, боец перевернулся по земле и попытался достать меня своей саблей по ноге, но я шагнул назад, пропуская клинок в сторону, и сразу же ударил по его руке, выбивая оружие. Описав несколько кругов вокруг собственной оси, сабля воткнулась в землю. Ратник попытался закрыться руками, пробуя мне что-то сказать, но я не слышал его из-за стучащей от адреналина крови в ушах. Тело мгновенно стало лёгким, и мне казалось, что я начал чувствовать каждую мышцу в теле, изрубая тело противника в мелкий кровавый фарш. Я чувствовал ярость, граничащую с эйфорией, пронизывающую удовольствием каждую частичку тела. Сейчас это меня нисколько не пугало, а потому, просто как факт, заметил вытекающие из прорубленной головы ратника мозги, прежде чем броситься на следующего ворога.

Этот ратник был расторопнее, и его, казалось, совсем не заботила контузия от взрыва. Воин даже не пытался защищаться, а шагнул мне на встречу, замахиваясь чеканом. Боец двигался столь стремительно и плавно, что ему удалось пробить кирасу на моей груди. Оружие застряло в плотной стёганой куртке, но назад у ратника вернуть чекан не получилось. Поняв тщетность попыток вернуть оружие в свои лапы, ратник сдвинулся в сторону, пропуская над головой мой контрудар. Отшагнув, он выхватил из ножен тесак, длиною никак не меньше мужского локтя, и молниеносно резанул меня по руке, оставив на предплечье глубокую рану. Адреналин не давал мне ощутить боль, и я шагнул вперёд, пробиваясь через нехитрую оборону противника. Он попытался рубануть меня ещё раз в уже раненную руку, но на этот раз я подставил конечность так, чтобы плоть не пострадала, но немного ошибся. Удар пришёлся на закрытые латной рукавицей пальцы, и те сразу же отнялись, оставляя рабочей только правую руку. Времени у противника отклониться от удара не было, и он принял животом мою саблю, легко прошедшую прямо между пластин куяка, защищавшего ратника от неминуемой гибели. Понимая, что рана не смертельна, я вложил все силы в единственный толчок ног, сильнее раздвигая пластины доспеха и прорезая разгорячённую в бою плоть. В момент, когда острие сабли достигло позвоночника ратника, я увидел глаза воина. Он смотрел на меня без испуга, будто сейчас его душа не отправлялась к богам, а воин просто сидел где-то в корчме, наблюдая за дракой двух пьянчуг. Он был спокоен и уходил в свой последний путь молча, не проявляя слабости даже в последние мгновения жизни.

Пока я «зависал» во взгляде умирающего противника, мне чуть было не снесли голову ударом бердыша, но тут подоспел Сезар, снёсший голову вражеского ратника широким ударом собственной алебарды.

- Вадим, ты в бою! В гроб захотел?!

Звериный рык косматого наёмника вынул меня из морока и как раз вовремя. Один из стражников попытался пристрелить меня из самострела, нацелившись прямиком в грудь, из которой до сих пор торчал чекан. Мне не оставалось ничего, кроме как упасть на бок, отпуская рукоять сабли и вырывая из кобуры пистоль. Беззвучно тренькнула тетива стражника и болт с белым оперением застрял в боку кирасы. За ответом в кобуру лезть не надо было, а потому я просто навёл пистоль в сторону врага и нажал на спуск. Пистоль, обдав меня пороховой вонью, отправил пулю в грудь ратника. Пуля, пробив тонкий кафтан, передала телу всю кинетическую энергию, из-за чего тот упал на зубец крепости, чуть не улетев в реку с добрых пятидесяти метров.

Дальнейшая битва представляла из себя разрозненные схватки с защитниками крепости, которым вообще не удавалось сплотиться в хоть какое-то подобие организованного войска. Одной рукой орудовать мне было неудобно, но даже так мне удалось сразить ещё двоих, доведя общий счёт убитых в мясорубке от моей руки до пяти.