Словами огня и леса (СИ) - Дильдина Светлана

— Но они же не столь короткие, чтоб не мешать вообще, — мальчишка впервые протянул руку, запустил пальцы в беспорядочно лежащие пряди. Подивился, что они не жесткие, как воронье гнездо, а вовсе наоборот.

— Давай я тебе тоже что-нибудь заплету. Хоть в палец длиной.

— Иди в Бездну!

— Там я уже побывал, когда у нас ничего не получалось. Продолжим, или наконец отдохнем сегодня? — со смехом спросил мальчишка.

— Продолжим. Когда стемнеет. В такую жару даже у меня сил нет.

— В жару? — удивился про себя Огонек: прохладно было сегодня вечером, на удивление. Словно уже схлынул жаркий сезон, а не начинался.

Кайе смерил мальчишку оценивающим взглядом.

— Если сегодня все пойдет хорошо… завтра закончим. Дальше останется только учиться… самостоятельно, я уже помочь не смогу. Мы разные.

— Учиться будет столь же трудно?

— Тебе — не думаю. Ты стараешься… Может, и память к тебе вернется. Эти кошмары твои…

— Самостоятельно… — Огонек почесал переносицу, размышляя. Как-то не спрашивал раньше, а надо бы… — А кроме тебя… домашние знают, что ты делаешь? Что ты — мой наставник?

Кайе пожал плечами:

— Вот еще. Других это не касается.

— Что будет, если узнают?

Высокие брови округлились:

— Будет? За то, что я делаю с полукровкой? Или ты думаешь, станешь по-настоящему сильным?

Огонек вскочил, лицо запылало. Кайе ухватил его за штанину, потянул вниз:

— Мир. Я тоже говорю искренне.

— Мир, — прошептал Огонек, задетый за живое.

Да, за этот день ему стало еще легче — и он смотрел уже не только внутрь себе; и вновь замечал страх домашних перед своим "ведущим", и его безразличие, и как тот порой распоряжался полукровкой, как вещью. Даже в эти пять дней. Очень ценной, но вещью. Мальчишка выпрямился, глянул на полыхающие над верхушками деревьев облака. Закаты здесь длятся дольше, чем в лесу, но они тоже коротки. Нарядные краски, небесный пожар, но не успеешь полюбоваться, приходит тьма.

У тебя есть все, подумал он. Теперь еще больше, чем раньше. Ты можешь убить, можешь подарить Силу, а я…

Ночь не принесла прохлады. Завершение Пути далось Кайе труднее всего — не мог сосредоточиться, дико хотелось пить. Но не стоило прерываться — и без того напарник его, ведомый, слишком слаб. Начни прыгать туда и сюда, точно толку не выйдет. А цель маячила почти перед самым носом… как же трудно с этими полукровками. Словно деревянные — ладно тело, оно и не важно сейчас, сидит себе на полу, а суть внутренняя Силу как следует обрести не торопится…

Когда показалась последняя «стена», с неслышным стуком обрушилась, открывая пламя, вздохнул с облегчением. Все. Пусть идет и… и в Бездну всех!

Кайе проснулся, потянулся, чувствуя себя хорошо-хорошо впервые за последние дни, раскинул руки с сонной улыбкой. Легко… привычное, приятное чувство — словно горячий ветерок под кожей. Позвал:

— Огонек?

Когда никто не откликнулся, спрыгнул на пол, побежал по каменным плитам. Заглянул в одну комнату, в другую. Оббежал все. Пусто. Кликнул слуг, выглянув с террасы. На вопрос они отвечали недоумением.

— Нет, али. Не знаем.

— Огонек… — растерянно проговорил он. Отправился осматривать сад и окрестности — ведь тот все еще мог заблудиться. Добрался до стойл грис. Пара слуг, стоявших возле, обернулись, испуганно вздрогнули.

— Что случилось? — спросил недовольно.

— Али, прости — исчезла твоя пегая Весна!

— Весна? Как?

— Ночью… вчера. Кто-то увел ее, а ты спал долго, сутки… не решились будить.

Воры — здесь? Кража одной грис? И помыслить смешно. Он и смеялся бы…

— Вот как.

Развернулся — людям лица опалило, словно взвился к небу огромный костер. Кайе быстро зашагал прочь, и зелень по обе стороны дорожки скручивалась и чернела… Опомнился. Вбежав к себе, упал ничком на кровать.

— Будь ты проклят…чтоб тебе сломать шею на первом же повороте!

**

Меньше года назад

— Откуда? — Къятта коснулся руки младшего брата. Кожа была рассечена неглубоко, ниже был синяк на половину предплечья.

— Пройдет к вечеру. — Кайе улыбнулся довольно: — Это животное осмелилось напасть на меня!

— Я не стану спрашивать, остался ли он в живых, — сухо сказал Къятта, — но все-таки думай, прежде чем врываться на стоянку.

Младший изумленно вскинул брови:

— Что они против меня?

— В обличьи энихи ты можешь только то, что может очень сильный зверь. Перекинуться в человека успеешь, но я не хочу потом лечить твои раны.

— Ты и не сможешь! — фыркнул подросток, тщетно пытаясь подавить смех. Къятта-целитель? Разве в кошмаре приснится.

— Тебе стоит заняться делами, а не только бегать по лесам, — обронил старший. — Продолжай, пожалуйста, но не забывай — тебе четырнадцать весен. Другие с двенадцати…

— Ой, как дед говоришь! — мальчишка упал на постель, потянулся, прогнувшись в спине. — Чего ты еще от меня хочешь?

— Будешь ездить со мной. Пока — со мной. А там посмотрим. Пора тебе всё знать про наши владения, ты не был и в четверти наших земель.

И ездил — радость приносили эти поездки. Видел цапель в камышах рек Иска и Читери, орлов высоко под облаками. Смеялся от счастья, прямо на скачущей грис руки раскидывал, прогибался назад — летел. Большая земля у Асталы, немалая — у его Рода.

— Огни тин идут за ним, — шепотом говорили спутники его и Къятты. И верно — катились по траве и земле шарики-огоньки размером с кулачок маленького ребенка. Подпрыгивали, будто резвились. То не трогали траву, то оставляли тлеющие дорожки. А людей словно не замечали; только стоять на пути у огня тин не стоило — может, ничего и не будет, а может, парализует, а может, и вовсе тело сгорит. А одежда останется — такие у огней шутки.

Для земледельцев горячей была пора. И не только для них — строители трудились, не покладая рук, благо, земля просохла, и дорожные рабочие, и приисковые. Къятта, чтобы научить младшего, как и с кем обращаться, наведывался туда, где раньше вовсе не бывал, появлялся, как гроза или пыльная буря. Знал, как вызвать страх.

Особенно просто, когда вот он, страх, у плеча стоит, и смотрит темно-синими глазищами. Стоило только показать им зверя — сразу становились послушней воска. А зверь любит, когда его боятся.

Еще одна луна миновала, дожди стали совсем редкими, и становилось жарче, хоть далеко еще было до действительно сухих дней. Вездесущая мошкара притихла и не досаждала — можно было обходиться и без отвара травы хола, отправляясь надолго в лес.

Мало что изменилось, разве что Къятта стал отпускать брата одного, поручая дела. Приучал исподволь, стараясь не ослаблять поводок — и даже издали, через подручных, следил.

И вот — отправил младшего брата к границам земель Асталы, к реке Иска — под присмотром Нъенны, совершенно такой ролью не вдохновленного. Наказал тому не отходить ни на шаг. Ходили слухи, что на другой стороне реки заметили каких-то людей; Къятта бы сам поехал, но вынужден был задержаться из-за здоровья деда. С неохотой отпускал Кайе, но ему в будущем году стукнет пятнадцать. Пусть учится.

Тарра Икуи намеревался тоже поискать чужаков и встретиться с отрядом Тайау — в тех местах их земли граничили. Что ж, Тарра вовсе не худшая компания для избалованного вспыльчивого мальчишки.

После сезона дождей большая вода вновь слегка изменила очертания берега, а на месте разлива ныне буйно зеленела молодая поросль. Нъенна, державшийся, словно пришитый, чуть позади Кайе, помалкивал — он не простил случая, когда едва не отправился в Бездну по милости этого звереныша. А подросток забыл обо всем, и о поручении не думал — любовался вспархивающими птицами, порой беззлобно швыряя в них мелкие камешки — нравилось слышать шум крыльев, гомон, с которым испуганная стайка взмывала в воздух. Стрекоз ловил, подолгу рассматривал, держа за широкие слюдяные крылышки.