Гала Рихтер - Семь историй Чарли-Нелепость-Рихтера
В том числе, Лоуренс и Мелани Чейс. Он был математик, она — автор нескольких книг по психофизиологии. В новостях еще показывали то, что в день начала штурма они сумели отправить двоих своих детей на Землю в отходившем грузовом беспилотном корабле.
Я еще раз взглянул на Питера. Загорелое лицо, смеющиеся синие глаза, крупные, но не грубые черты. Он не был похож на человека, пережившего такую драму, но, если присмотреться, можно было увидеть и ранние морщины вокруг глаз и то, что кривая усмешка скорей могла бы принадлежать другому, гораздо более взрослому человеку.
— Что? — спросил он, заметив, что я промолчал. Я не стал говорить — вряд ли ему нужны моя жалость или мое сочувствие. Если бы он хотел, то рассказал бы сам. Но я бы например таким делиться не стал, — Да, особой разговорчивостью ты не отличаешься.
Я только кивнул. Питер был мне симпатичен, было в нем обаяние умного и сильного человека, но раскрывать перед ним душу я не собирался.
Как, собственно, не собирался этого делать ни перед кем.
Тем временем, школьники начали просыпаться. Где-то над кухней, там, где находились жилые комнаты, уже слышались шаги, оживленные разговоры и даже чье-то пение. Дверь распахнулась и в комнату, сшибая на ходу табуретку, влетела девушка моего возраста с такими же как у Питера светлыми длинными волосами.
— Доброе утро, Питер! — воскликнула она, поворачиваясь к нам, — О, это ты!
Последние слова явно относились ко мне.
Ну, смойте с пугала, которое я видел с утра в коридоре, всю штукатурку, снимите парик, переоденьте его в нормальную человеческую одежду — джинсы и футболку с надписью "Я — гений. А ты?", и оно превратится в симпатичную девушку — синеглазую, светловолосую, ростом повыше меня (и почему все симпатичные девушки выше меня?).
— О, да, это я. И что? — язвительно спросил я. Питер изумленно оглядел нас обоих:
— Вы что, ребята, знакомы?
— Нет! — ответили мы одновременно. Девушка выглядела раздосадованной. Я хмыкнул. Питер перевел взгляд с меня на нее и обратно. Я пояснил, — Она налетела на меня в коридоре.
— Нет, это ты чуть меня не угробил!
— Так, — сказал Питер, — поправь меня, если я ошибаюсь, но Джой, черт тебя побери, что ты делала с утра пораньше не в своей спальне?!
Ух, ты! Так Джой — его сестра. И, кажется, я послужил причиной намечающегося семейного скандала.
— Рад был познакомиться, спасибо за беседу и все такое…ну я пошел, — протараторил я и быстро смылся из кухни.
Уже прикрывая дверь, я услышал шипение Джой — она говорила что-то вроде"… и это не твое дело, катись к черту, Питер Чейс…".
* * *
— Итак, что вызвало знаменитый банковский кризис 2069 года? Как вы считаете… мистер Рихтер?
Черт. О знаменитом банковском кризисе 2069 года я впервые услышал секунд тридцать назад, когда меня спросили о его причинах на лекции по экономике. За первой партой резко взметнулась вверх рука Джой Чейс — уж она-то точно знала все на свете и не преминула бы ткнуть меня в это носом.
— Понятия не имею, мэм, — честно признался я, вызвав ухмылки умников, которые уж всяко знали о таких элементарных вещах, и получил очередной "неуд" в личный табель. За сегодняшний день — третий. За прошедшие две недели — семнадцатый.
— Рихтер, ты — идиот, — сообщила мне Джой, когда преподавательница спросила кого-то другого, — Что, трудно было открыть на пару минут учебник, чтобы пролистать главу?
— Не очень-то люблю экономику, — сказал я. Она язвительно фыркнула:
— Ну, конечно. А так же все остальные предметы школьной программы. Я удивляюсь, каким образом ты вообще попал в "Новый дом".
— Поверь, это не было моим заветным желанием, — проворчал я и поднял руку, — Извините, мисс, могу я выйти?
— Да, Рихтер, конечно.
В коридоре было тихо и солнечно. Начало осени, "индейское лето", синее-синее небо, паутинки, серебрящиеся в воздухе, первые желтые листья. Тихое и безмятежное время.
Ненавижу осень. Всегда ненавидел.
И, черт побери, за эти гребаные недели я успел возненавидеть еще и эту долбаную школу. Да, Риди был прав — здесь не было решеток на окнах и никто не подкараулил бы меня на перемене, чтобы избить до полусмерти, и преподаватели были вежливы, особенно если не брать в расчет их взгляды — "посмотрите-ка в нашу школу попал клинический идиот". Но я чувствовал себя здесь намного хуже, чем в предыдущих приютах — там я мог оказывать сопротивление потому что это был мой выбор, а здесь я был одинок, просто потому что не дотягивал до уровня своих одноклассников.
Единственная причина, по которой я до сих пор не свалил, заключалась в Питере. Если Джой не упускала ни одного шанса меня поддеть, то ее брат действительно мне помогал. Мы часто разговаривали, играли в шахматы (пару раз он даже выиграл), обсуждали прочитанные книги и страны, в которых бывали. Иногда мне даже казалось, что Питер — мой друг, если бы только я точно не знал, что у меня нет, не было и скорее всего не будет никаких друзей.
С одной из лиственниц в парке сорвалась стая ворон. Черные вороны. Черные как я. И чертов черный мир.
— Подозреваю, сегодняшний день ознаменовался очередным разочарованием, — произнес кто-то над ухом. Я обернулся и увидел Питера. Он улыбался, но глаза оставались серьезными, — Что-то случилось, Чарли?
Я снова отвернулся. Синее небо. Белое облако, похожее на фрегат. Слепящее солнце.
— Ничего. Пит, у тебя не будет долларов двадцать? Я отдам.
— Конечно, — Питер окинул меня внимательным взглядом, — Если скажешь, зачем они тебе.
— Боже, Питер! На черта тебе это знать, я же сказал, что отдам, и значит — я отдам! — взгляд у него был встревоженный. — Ладно, это не наркотики, не алкоголь, не курево и не шлюхи, тебя это устраивает?
Я устал, как же я ото всего устал.
— Чарли! — крикнул Питер мне вдогонку, когда я уходил в свою комнату, — Подожди!
— Да пошел ты.
Ну вот я и испортил отношения с единственным человеком, который относился ко мне по-человечески. Замечательно, Чарли. Просто великолепно.
Я лег на кровать, уставился в потолок и начал размышлять. Получалось плохо.
Риди всегда говорил, что я живу эмоциями, сначала делаю, а уж потом думаю. Я в ответ крысился и напоминал о том, что Дик и сам не блещет интеллектом. Тем не менее, иногда и Риди был прав.
Эти две недели отчетливо дали мне понять, что я здесь лишний. Мне никогда не стать юным гением, и бесполезно доказывать Питеру или Джой или всем остальным то, чего нет и не было. Это глупо. Глупо и ненужно.
Они все — гении. А я беспризорник, которому хронически не везет по жизни. Вот и все.
