Торн Стюарт - Дары Зингарцев
«Но ведь тебе случалось выходить и на волка с одним только кинжалом, — ободрил он себя — Этот здоровяк не страшнее вожака-ветерана, которого вы, сударь, уло¬жили прошлой зимой под испуганный визг, а затем ру¬коплескание дам». Римьерос и в самом деле справился тогда в одиночку с матерым хищником, но совершенно забыл, что до того этого волка егеря трое суток гоняли по лесу, не давая ему прилечь ни на миг, — чтобы под конец выгнать по тоннелю, огороженному сеткой и крас¬ными флажками, на большую арену, где поджидал его принц — в кольчуге и при оружии. Шкуру этого волка он потом преподнес домье Ревглене, и ее прелестное ли¬чико стало еще прелестнее от густого румянца, залившего щеки…
Он решил подобраться к Конану по воде, рассудив, что даже чуткий слух варвара обманет непрестанное журчание струй и шорох ветра в густых зарослях тро¬стника.
Римьерос выждал, пока луна не скрылась за верши¬нами деревьев, а затем начал осторожно спускаться.
Следуя правилу всех ночующих в лесу, Конан, прежде чем ложиться, сунул в костер огромное полено — поло¬вину ствола упавшего дерева. Ствол горел медленно, от середины к концам, и бесформенная глыба, какой казался киммериец, завернувшийся с головой в одеяло, была хо¬рошо видна в свете угольев. Принц подобрался ближе и замер в тростнике, вытянувшись, словно выпь.
Проверяя, крепок ли сон варвара, Римьерос кинул в тростник несколько камешков, они прошуршали юркими зверьками в прошлогодних высохших стеблях. Но бурое одеяло даже не вздрогнуло. Рукоять меча и край ножен, высовывавшиеся из-под него, красновато отблескивали в свете костра. Крадучись, как кот по черепичной крыше, шаг за шагом, Римьерос подходил все ближе и ближе к костру. Ему не впервой приходилось вот так подбираться к добыче, словно сливаясь с травой, землей и кустами.
Это был тяжкий труд, но принц знал по опыту, что, продвигаясь незаметными шажками, можно провести са¬мую пугливую дичь. А варвар, услышавший его еще в бамбуках, был, несомненно, пугливой дичью.
Склонившись над спящим, Римьерос сосчитал до де¬сяти, чтобы унять азартную дрожь в руках. Киммериец спал. Даже посапывал тихонько. Принц правой рукой бесшумно вытащил из ножен кинжал, а левую руку протянул к мечу варвара. Нашарив, не глядя, холодную рукоять меча, он одним жестом отшвырнул его прочь, одновременно замахиваясь.
Кинжал его целил киммерийцу прямо под левую ло¬патку.
С быстротой вскидывающейся вверх змеи, да что там — с быстротой белой молнии Митры метнулась из-под одеяла рука и двумя пальцами сжала правое запястье зингарца. Римьерос, взвыв от нечеловеческой боли, выпустил кинжал. Миг — и рука его была уже завернута за спину, а сам он, завывая, словно на дыбе, клонился лицом к земле, едва не касаясь ее губами.
— Так-то теперь платят в Зингаре за постой? — раз¬дался над ним знакомый голос. Теперь в нем не было и тени дружелюбия. Но и злобы, против ожидания, тоже не было в нем — одно лишь безграничное презрение. — И если таковы нынче в Кордаве принцы, каковы же ваши разбойники?
— Пус-сти, — прохрипел, выгибаясь, Римьерос. От боли у него все плыло перед глазами, он явственно слышал, как хрустят, выворачиваясь из суставов, его кости.
Конан выпустил его руку и от души пнул в тощий оттопыренный зад, обтянутый лиловыми бархатными штанами.
Принц кубарем покатился по траве. Киммериец сделал шаг в сторону и подобрал свой меч.
— Ты и в самом деле думал, что я буду храпеть и ждать, пока ты соизволишь отправить меня прямиком на Серые Равнины? — поинтересовался он.
Принц, стоя на четвереньках, молчал, тяжело дыша. Рот его был черен, лицо перепачкано.
— Если ты вернешь мне нож, я буду драться с тобой ножом, если не вернешь — перегрызу горло! — сказал он наконец, все еще хрипя.
— Дра-аться? — искренне удивился Конан. — Мне — с тобой?
Недобрая улыбка искривила его губы, когда он шагнул ближе к принцу. Сталь тонкого палаша с шипением вылетела из ножен, и Римьерос отшатнулся, ожидая, что его сейчас попросту зарубят на месте, но еще нашел в себе силы выкрикнуть:
— Ублюдок! Киммерийский козел, жрущий вонючую козлятину! Дай мне оружие, и я…
— Обойдешься, щенок, — процедил сквозь зубы Конан и наотмашь хлестнул его гибким клинком по спине. — Убирайся! Убирайся с глаз моих, не то, клянусь Кромом, я тебя так разукрашу, что не узнает родная мать-коро¬лева!
И сталь снова опустилась на спину принца, срезав на лету прядь всклокоченных длинных волос.
— Прочь!
Пунцовый от стыда и злости, Римьерос еле увернулся от нового удара, перекатился через плечо и скрылся в кустах. Там он вскочил на ноги и, отбежав на почти¬тельное расстояние, крикнул, потрясая кулаками:
— Ты мне за это заплатишь, пожиратель козлятины! Моя плоть священна, за меня отомстит сам Митра, по¬кровитель нашего рода! Тебя пожрет зловонная пасть Нергала, ты…
Конан сплюнул и сделал шаг в сторону Римьероса. Тот незамедлительно повернулся и исчез за деревьями.
— Ну и мокрица, — пробормотал киммериец, снова укладываясь у костра. — Надо было распороть ему рот от уха до уха, чтобы разевал его еще шире… Сразу видно, что никогда не спал на голой земле — не то знал бы, что каждый шаг отдается громом.
Он не слышал, как зингарец подкрадывался по реке, но едва тот вылез на берег, Конан проснулся от гула его осторожных шагов и довольно долго лежал, выжидая, когда учащенное дыхание охотника раздастся над самым его ухом.
До рассвета оставалось еще немного времени, и Конан, следуя мудрой повадке крупных хищников каждую сво¬бодную минуту использовать для сна, свернулся под оде¬ялом и заснул, едва успел закрыть глаза.
Глава вторая
В пути
Голубь Тридцать Второй:
«Высокородный принц Римьерос, герцог Лара — своему брату, Кратиосу Третьему, ко¬ролю Зингары и правителю Каррских островов. Государю и брату моему сообщаю, что мы на¬конец, после долгих и трудных странствий, вступили в земли Кхитайской Империи. По¬гибло еще трое, среди них — достойный рыцарь Роккье да Вейзар. Они упали в пропасть, ос¬тупившись на жутком мосту — я еще див¬люсь, как сумели мы переправиться по нему, зыбкой паутиной висящему над пропастью. Сделан он из особого тростника, растущего только здесь, тростник этот на диво прочен, так что, завязав лошадям глаза, мы без труда перевели их по этому шаткому мостику. Но стоило кому-нибудь из людей глянуть вниз, балансируя на краю, как он падал ничком, не чувствуя ни рук, ни ног, и так сорвались мой оруженосец и помощник негодника Алонно, мо¬его повара. О последнем я не пожалел бы, а ныне желаю ему вечно корчиться в когтях Нергала, ибо, пытаясь его удержать, сорвался и добрый Роккье. Мы не сумели поднять тела со дна пропасти — но сложили на краю ущелья высокое надгробие в память о славном рыцаре. Да упокоит Солнцеликий его отваж¬ную душу!
