Джи Майк - Чужая ненависть
— Что ж, — он встаёт. — Вот телефон. Надумаете, позвоните. И ради своего же упырька — не мешкайте.
Телефонный звонок раздаётся под утро. Я не сразу понимаю, что звонят из больницы. А когда, наконец, понимаю, лихорадочно натягиваю на себя одежду, выскакиваю из дома и мчусь туда.
— Она ничего не помнит, — говорит врач. — Вообще. Болезнь Альцхеймера, последняя стадия. Наступила, видимо, скоропостижно, очень редкий случай, считай, единичный. У неё нашли письмо, адресованное вам. Оно запечатано, но на конверте ваше имя и номер телефона. Письмо вот. Хотите увидеть больную?
— Да. Хочу.
— Пойдёмте. Только приготовьтесь, она вас не узнает.
Сестра Маргарита лежит на больничной койке, безразличным взглядом уставившись в потолок.
— Марго, — говорю я. — Марго.
Она не отвечает, я склоняюсь над ней, беру за руку. Единственный близкий мне человек. Или нечеловек. Или всё же…
Выхожу из палаты и вскрываю конверт. В нём лист бумаги. Три строки.
«Прощай, Артур. В том, что случилось, ничьей вины нет. Кто-то должен был это сделать для братства. Брат Эрнст выбрал меня. Твоя Рита».
Не помню, как провёл следующие несколько суток, они слились в один непрерывный кошмар. На исходе третьего дня я набрал телефонный номер.
— Сергей?
— Да.
— Это брат Арчибальд. Я… Я согласен.
— Что ж. Приезжайте и забирайте, — голос в трубке издаёт короткий смешок. — Или, может быть, вам привезти?
— Я приеду, диктуйте адрес. Мне нужно будет кое-что ещё, в придачу.
— Что же?
— У вас есть пистолет?
Смешок в трубке повторяется.
— Этого добра сколько угодно.
Не раз хоженым путём я иду по ночному городу. Меня провожает собачий брех, псы чуют чужака на расстоянии. Редкие прохожие шарахаются, они тоже чуют, только не знают что. Рука в кармане плаща сжимает шершавую рифлёную рукоятку. Я ненавижу. Ненавижу нас всех, включая себя самого. Но в особенности одного из нас, того, к чьему дому сейчас направляюсь. Того, кто искорёжил мою жизнь, похитив у меня разум, украв мою сущность, искалечив мою подругу. Того, кто нас использует.
Я останавливаюсь. Марго лишь выполнила свой долг, говорю я себе. Мой разум не похищали, мою жизнь не корёжили, это не мою, это его, того военного, снайпера.
Мою, понимаю я в следующий миг. Мою жизнь, мой разум, мою подругу. Я купил чужую ненависть, купил осознанно. Ненависть сменила хозяина, она больше не чужая, она стала моей.
«При выполнении условий сделки вампир не обязан соблюдать нормы этики и общепринятой морали». Негодяй, один из узаконивших это правило, наверняка не думал, что оно обернётся против него самого. Между нами всего две ступени. На преодоление которых уходит жизнь. Две ступени — пропасть. Пропасть не перешагивают, через неё перелетает пуля.
У меня есть ещё полчаса. Тридцать минут осознанной жизни.
«Я, брат Арчибальд, — аккуратно пишу я на листе бумаги в линейку, — признаюсь в том, что преднамеренно застрелил своего наставника, вампира третьей ступени, именующего себя братом Эрнстом. Убийство совершено в результате сделки, оглашать подробности которой я не намерен».
Сестра Маргарита лежит на той же больничной койке, так же безучастно глядя в потолок. Я подхожу и беру её за руку.
— Прощай, Рита, — говорю я. — Или, если угодно, здравствуй.
Смотрю ей в глаза. Мне осталось две минуты. Через сто двадцать секунд Альцхеймер перейдёт ко мне, и я перестану её узнавать. И всё забуду.
