Даниэл Уолмер - Замок зла
Не успели приятели толком обменяться впечатлениями, как Веллия возникла перед ними вновь. На этот раз на ней было платье из переливчатого сине-голубого шелка, а длинные волосы, заколотые на макушке, открывали затылок и шею и подчеркивали тонкое благородство черт лица. На вид ей было двадцать пять-двадцать семь лет. Удлиненные светло-голубые глаза с тяжелыми веками были прохладно-приветливы. Их голубизна казалась переливчатой, перламутровой, перекликающейся оттенком с жемчужиной на лбу женщины. Нос был слегка длинноват, но очень породистый, с небольшой горбинкой. На тонких губах играла неопределенная улыбка.
— Извините, что заставила вас ждать, — проговорила Веллия. Голос ее был под стать всему облику: прохладно-мелодичный и словно обволакивающий. — Я надеюсь, вы не скучали. Очень жаль, что лучшее мое вино, настоянное на целебных травах, не понравилось вам и досталось земле.
Вода в моем рву действительно ледяная: она питается подземными источниками. Мой прекрасный и мужественный гость может переодеть свое платье, чтобы не простудиться.
На скулах киммерийца выступил чуть заметный румянец.
— Благодарю тебя, Прекрасная Госпожа! Переодеваться мне нет нужды — лишь только я увидел тебя, меня бросило в такой жар, что платье мгновенно высохло, — Конан не был силен в галантных речах и комплиментах, и этот дался ему с большим трудом, так что пришлось перевести дыхание. — Что же касается вина, то прошу меня простить, но… когда вокруг все слишком хорошо, когда стража у ворот встречает не хриплым ругательством и не тычком копья, но приветливыми улыбками, то… сами понимаете…
— Понимаю! — рассмеялась Веллия. — И нисколько на вас не в обиде. Сразу видно, вы оба многое пережили, и пережитое заставляет вас соблюдать мудрую предосторожность.
Но я надеюсь, вы не откажетесь пообедать вместе со мной? Обещаю вам, что буду есть те же самые блюда и пить то же вино, что и мои дорогие гости! После того, как путники коротко рассказали, кто они, откуда и зачем странствуют в глухих немедийских лесах, Веллия повела их в замок, где был уже накрыт изысканный стол на троих. Слуги и служанки, попадавшиеся на их пути, все как один были молоды и пригожи. Их одеждам могли бы позавидовать иные бароны и герцоги.
Прежде чем дойти до трапезной, они миновали несколько залов, не слишком больших, но чарующих глаз изысканным вкусом своего убранства. Шумри особенно поразили гобелены, лазоревыми, лиловыми и белыми нитями были вызваны к неслышимой жизни фигуры воинов, ниспадающие мягкими складками платья дам, тела оленей и единорогов, фантастические цветы и листья…
— Что за потрясающие мастера ткали эти гобелены! воскликнул немедиец. — Кажется, эти люди и животные вот-вот зашевелятся, выступят из стен и заговорят…
Улыбнувшись, Веллия подвела их к деревянной рамке с недоконченным гобеленом. Пальцы ее несколько раз прикоснулись к нитям, наполовину вытканному венку из лилий на голове мечтательной девушки добавился еще один цветок.
— Все эти гобелены выткала я в долгие часы и в дни одиночества, — заметила она с легкой грустью.
— В самом деле?! — восхитился Шумри. — Но… как же так? Ведь их очень много, не меньше сорока или пятидесяти, на каждый ведь должно уходить несколько лун, если не лет, работы?.. Наверное, вам помогали слуги? — Ну, конечно, — кивнула Веллия. — Я начинала и разрабатывала сюжет рисунка, а мелкие детали заканчивали мои девочки. Я не думала, что такие мелочи достойны упоминания.
Обед, поданный тремя миловидными молоденькими служанками в белоснежных кружевных фартучках, был восхитителен. Как и обещала, Веллия ела и пила то же самое, что и ее гости.
Особенно вкусно было нежное, янтарно золотящееся мясо рыб.
Да и вино, которое Конан распробовал как следует, несмотря на странный дурманящий привкус, оказалось совсем неплохим, и он был вынужден признать, что был несправедлив к нему при первой встрече.
Когда гости насытились, хозяйка сняла со стены музыкальный инструмент, похожий на лютню, но больше и продолговатей, с двенадцатью серебряными струнами. Шумри, с разгоревшимися глазами, попросил у нее разрешения прикоснуться к этим струнам, хотя бы на краткий миг.
— С удовольствием, мой прекрасный гость, — ответила Веллия. — И не на миг, но сколько тебе будет угодно… Об одном лишь хочу попросить вас: выйдемте в сад! Я так люблю его, что в стенах замка провожу лишь ночи да ненастные холодные дни. Повертеть, что в саду эта певучая игрушка зазвучит нежнее и мелодичнее.
Пока они шли обратно по залам замка к выходу, Конан задал давно мучающий его вопрос: отчего, подъезжая сюда, не встретили они не полей, ни огородов, и где те люди, селяне и ремесленники, чьей властительницей является Прекрасная Веллия? — О, мои славные спутники, я вовсе не богатая и знатная властительница, какой показалась вам! — ответила она, рассмеявшись. — Да и зачем мне селяне? Я не ем ни молока, ни хлеба. Прекрасные рыбы, чье мясо вы хвалили сегодня, в изобилии водятся во рву и озере. Дичи в лесу хватает и мне, и моим друзьям. Да-да, друзьям! Не удивляйтесь: язык мой не поворачивается называть слугами тех, кто близок мне и любезен, словно члены моей семьи или добрые приятели.
— Интересно, а куда ты деваешь старых и некрасивых слуг? — бухнул напрямик киммериец.
Шумри поежился от его бестактности и отвел глаза.
— Я скармливаю их рыбам, — ответила Веллия, мило улыбнувшись.
Немедиец рассмеялся с облегчением, радуясь, что она не обиделась и ответила шуткой на недостаточно галантный вопрос.
Выйдя в сад, Веллия провела гостей к самому высокому его месту, туда, где поросшая цветами земля соприкасалась с мраморной стеной замка. Присев на белоснежный камень ограды, она махнула рукой. Конан прилег на мягкую траву.
Шумри опустился на одно колено и тронул струны длинного инструмента…
Сначала он просто перебирал их, осторожно, трепетно, вслушиваясь в звучание каждой. Затем заиграл. Без слов, что-то очень знакомое. Кажется, это была та самая мелодия, которой он утешал когда-то Конана, сокрушенного отказом Алмены. Но тогда он пел — и было что-то про ветер, гладящий волны, и про темные крики боли, которые когда-нибудь станут музыкой…
Когда стихло последнее трепетанье струны, и Шумри устало откинулся на траву, Веллия долго молчала. Глаза ее, обращенные на музыканта, подернулись влагой и блестели больше обычного.
— Простите меня, мои неожиданные и прекрасные гости, но мне хочется говорить стихами, — сказала она наконец.
Она протянула ладонь и коснулась пальцами волос немедийца, наполовину седых и как всегда взлохмаченных.
