Николай Романецкий - Утонувший в кладезе
Свет покачал головой.
Да, куда ни киньте — везде клин! Хотя есть у чародея Смороды и определенные достижения. Убийцу академика Барсука-то, как-никак, поймали не без его помощи. Это вам не фунт изюму!.. Поимка сия дорогого стоит! Буня-то Лапоть не где-нибудь, в задрипанной прирубежной щели окопался, а у Путяты Утренника, в самом сердце министерства безопасности. Кто знает, может, Буня убил электронщика вовсе не своею волею, а по прямому заданию варягов или ордынцев?.. Так что разоблачение Лаптя чародею Смороде, знамо дело, зачтется.
Свет снова покачал головой.
Есть лишь одна малая загвоздочка, брате… Вышата Медонос приложит все свои силы, чтобы затушевать успехи чародея Смороды, но выпятить на первый план его промахи. По сусалам конкурента, по сусалам, Велес его забери, проклятого Светозара Смороду!.. Конечно, так случится, буде Вышата получит об оных успехах и промахах соответствующую информацию. А вот здесь все уже зависит от одного и только одного Кудесника: пожелает Остромир раздуть скандал или не пожелает… И он, Свет, повлиять на главу Колдовской Дружины в нужном направлении сейчас не способен. Впрочем, надо полагать, время до конца Паломной седмицы у него имеется, может быть, удастся что-либо придумать…
Есть, к слову, еще одна непростая проблема. Как теперь вести себя с Забавой? Впрочем, тут-то существует масса вариантов. Все ж таки девица — простая служанка и полностью зависит как от собственного дяди, так и от своего хозяина. И если она не дура — а Забава далеко не дура, — то прекрасно должна понимать: член Палаты чародеев не может резко переменить свой образ жизни. Вестимо, леший их ведает, всех этих влюбленных женщин, что у них на уме! Дети, наверное… По крайней мере, теоретически вроде бы должно быть именно так…
Свет встал из-за стола, прошелся по кабинету, выглянул в окно, на прогулочные пароходики и парусные ушкуи, неторопливо перевозящие по Волхову туристов и новогородцев. Снова сел, тупо уставился в лежащие на столе бумаги.
Как вести себя с Забавой, он понятия не имел. И посоветоваться не с кем! У волшебников не бывает подобных проблем…
Он вспомнил все, что произошло в гостевой. Нет, с Забавой было совсем не так, как с Кристой. Того, острого наслаждения, пронзившего тело и душу, с Забавой и близко не получилось. Было очень странно и чуть-чуть волнительно. И физические нагрузки изрядные. Не меньше, чем при работе со шпагой — движения-то непривычные… Но с Кристой была радость. Здесь же — нет! А ведь именно Забава имела полные основания назвать его любодеем, своим мил-сердечным другом. У паломницы-то были совсем другие намерения. Любовь она использовала отнюдь не для любовных целей… Впрочем, ладно, с Забавой время тоже терпит. И что бы она себе ни возомнила, дальнейшую судьбу чародея Смороды в любом случае решит Кудесник. Эх, если бы квалифицированные волшебники обладали практическим даром заглядывать в будущее! Но увы… Ладушки-оладушки, за неимением гербовой пишут на простой. Так займемся пока проверкой своих способностей.
* * *Проверкой он занимался до обеда.
В трапезной Забава вела себя вроде бы по-старому. Но, видно, что-то изменилось в ней, что-то, незаметное одному лишь Свету, ибо домашние время от времени бросали на нее откровенно удивленные взгляды.
После обеда Свет продолжил проверку.
Все оказалось как нельзя лучше: Талант присутствовал в привычном чародейском объеме. И злоба к вечеру накатила чародейская, так что ужин тоже прошел в привычной атмосфере. Свет злился на домашних, а домашние, с свою очередь, скрывали свое раздражение выходками хозяина. Лишь Забава смотрела на него с жалостью, но эта жалость бесила Света еще больше.
Вечер тоже катился привычным порядком. Разве что никто не вызывал его по зеркалу, но ведь Паломная седмица всегда вносила в сложившийся распорядок дня свои коррективы.
Затем пришла ночь, и Свет понял, что ему пора за письменный стол. Однако, поднявшись в кабинет, он вспомнил не о самом мире без волшебников, а о россказнях Веры-Кристы.
Нет, не то чтобы он очень ей верил. По здравым размышлениям девица вполне могла соврать, как врала ему не раз. Но по тем же здравым размышлениям всякому чародею становилось понятно, что она вполне могла оказаться правой. Если Семарглова Сила дает вам возможность совершать недоступные не только простым людям, но и мужам-волшебникам манипуляции, почему эта Сила не способна создать вашей волей целый мир?.. Тем паче что Светозар Сморода — далеко не всякий чародей…
Если же оный мир и в самом деле был создан оным чародеем — пусть и по собственному неведению, — то… то получается аховое дело. Ведь беспричинно приносить вред людям означает заниматься Ночным колдовством. А с точки зрения волшебной этики обитатели созданного Светом мира в общем-то ничем не отличаются от обитателей мира, созданного Сварогом и Сварожичами. Вывод, судари мои, прост как дважды два — четыре!..
Однако сейчас вывод этот не радовал. Слишком уж Свет привык к работе над своими опусами! Слишком уж часто опусы помогали ему в разрядке! К тому же, бабушка надвое сказала — способен ли теперь чародей Сморода быть властителем созданного мира… А разрядка нужна! Иначе-то вам, брате, худо придется, сами ведаете!..
К счастью, до сочинительства дело не дошло, ибо тут же явилась Забава. В руках у нее был поднос со свежезаваренным чаем, а под полурасстегнутым халатом — шелковая ночная сорочка. В эдаком виде она к нему раньше не приходила. И очень скоро получилось так, что Свет оказался не за столом, но на оттоманке, а Забава уже лишилась не только подноса, но и халата. И даже ночной сорочки в придачу.
Свет сотворял формулу охранного заклинания, потом накладывал заклятье на корень, а Забава всячески мешала его манипуляциям с Волшебной Палочкой. Потому что так и льнула к рукам. И опять это было волнительно, ибо выяснилось, что можно иметь полную власть над другим человеком безо всяких колдовских манипуляций. Вон как она! И на бок повернется, и на четвереньки встанет — все, что хотите… И Ночного колдовства не нужно — лишь обнажите тело!.. И, в конце концов, не велик сей труд — несколько десятков монотонных движений, если с их помощью можно привести другого человека в столь безудержную покорность!
Восхищенный этим неожиданным открытием, Свет вздохнул, совершил уже знакомое восхождение на знакомую вершину и принялся энергично двигать тазом. Вскоре он обнаружил, как тает в его душе злоба. А позже — когда Забава, перестав тихо постанывать и бурно содрогаться под ним, удовлетворенно засопела (Свет специально посчитал: для этого ему потребовалось двинуть тазом ровно сто восемьдесят три раза) — обнаружилось, что злоба и вовсе исчезла.
