Марина Дяченко - Оскол
И ОН поморщился:
— Все совсем не так страшно, княжна. Вы слишком впечатлительны…
Она слепо шагнула к окну — и очнулась только тогда, когда позолоченные прутья решетки оставили на ее лице две красные горячие полосы.
«…и отвергал золото и не соглашался на титулы. Только княжну в жены, да наследство за ней, да договор со старым князем, тот, что дороже денег. И как ни вертелись послы — ничего иного не могли добиться, а время шло, за свою шкуру боялись, ПРИВЯЗАТЬСЯ к Осколу не хотели… И посылали почтовых голубей туда-сюда, и князь готов был дать согласие…»
Он лег спать перед рассветом — но не сомкнул глаз.
И проходили час за часом, но он не спал. Нет; другое чувство наваливалось на него, и то не был страх и не была тоска. Пустота наваливалась на Оскола. Леденящая пустота. Бессилие и чувство потери.
Потеря. Потеря. Но ведь он приобрел?!
Вставало солнце, и оживал осажденный замок. И Оскол знал, что стоит подняться, пройти в покои к плененной княжне — и солнце глянет с лица ее, не жгучее — нет, теплое и родное, отгонит сосущую пустоту, зальет собой темные закоулки его сумрачной души…
«У тебя никогда не будет друзей, Оскол! Потому что рабы…»
— Я знаю, — сказал он, глядя на солнце.
В пение птиц вплелась высокая монотонная нота — он не сразу понял, что это боль. Острая боль в сердце.
«Любят лишь то, что боятся потерять. За что мы так любим жизнь?»
— Я боюсь потерять, — сказал он шепотом. — Но пройдет еще несколько дней, и я НИКОГДА ее не потеряю… Только смерть разлучит нас…
«Люблю ли я воздух, которым дышу?..»
…Она пахла древесными почками.
Возможно, он придумал этот запах. Возможно, всякая человеческая дочка раз в жизни напоминает новорожденный листок. Когда подросток перерождается, выпускает на волю девушку, когда все эти диковатые взгляды и острые плечи отходят, опадают, будто тесная оболочка…
— Яна… Ваш отец дал согласие на нашу свадьбу.
Покорно опущенные ресницы.
Сколько времени прошло с момента, когда он впервые увидел ее? Четырнадцать дней? Пятнадцать?
Ох, какие она бросала взгляды. Как металась из угла в угол — молния, свободная белка в четырех стенах. Пусти в лес — только хвост мелькнул бы…
Белка.
Он смотрел на ее губы. На капельки пота над плотно сжатым ртом. Собственно, все это и так принадлежит ему — до самой смерти, его смерти или ее…
Ее отец мог бы и не давать своего согласия.
Но он дал его, потому что любит дочь.
Потому что…
Лиса отгрызает собственную лапу.
— Яна, неужели вы так ничего и не скажете мне?
Один взгляд. На мгновение возвращается прежняя белочка. Ресницы дрожат. Падает прядь, закрывая лицо…
Так дрожит паутина перед рассветом, стряхивая росу. Так падает еловая лапа…
— Яна!!
Он не кричал. Но от звука его голоса содрогнулась не только княжна — слуги на лестнице содрогнулись тоже. И стражи у моста.
— Яна…
Ох, какой она бросила взгляд. На такой взгляд нанизывать можно, как на вертел…
Ухмыляется скуластый Сотка. Щерит кровавую рану на горле.
Сотка выбрал…
И я выбрал тоже.
— …Слушайте меня, княжна. Сейчас, сию секунду… вы отправитесь домой.
Тишина.
…Холм покрыт черными язвами кострищ. Поднимается солнце — и сейчас на старых угольях тоже высыхает роса…
— Вы отправитесь к отцу… послы довезут вас. Вы будете уходить все дальше и дальше, и с каждым часом… вам будет становиться все хуже. Но вы не повернете назад.
Тишина.
…Он будет стоять на стене и смотреть. Маленький отряд скроется в лесу — но он будет стоять надо рвом, где погиб Лабан…
И ветер будет пахнуть застарелой гарью.
— Иди! И не вздумай вернуться. Иди, не оборачивайся, сожми зубы, я знаю, ты сумеешь… и ведь не так много прошло времени. Важно — выдержать первый удар. И выдержать шлейф тоски — тоже важно. Но самое главное — знать, что и боль когда-нибудь кончится. Все это пройдет, княжна, я знаю… Иди.
Вот теперь она смотрит.
Впервые за все это время она смотрит ему в лицо без страха и без ненависти. Что за чувство сидит на дне ее глаз? Удивление?
— Я не хочу терять тебя!! Лучше откажусь — чтобы никогда не забыть… Я лишусь тебя и потеряю покой, но это лучше, чем… навеки присвоить тебя и потерять душу. Пусть убегает ручей, пусть оставляет после себя сушь… это правильнее, чем завалить песком и камнями его единственный источник. Счастье бывает только там, где возможна потеря…
Он сдержался, чтобы не коснуться ее. Чтобы не взять за руку. Лишнее прикосновение — лишние страдания в будущем…
Она смотрела. Не девочка. Не удивленный испуганный подросток — женщина смотрела из ее глаз, еще не мудрая, но стоящая на пороге понимания. Пройдет совсем немного времени — и она ПОЙМЕТ…
Сама не осознавая зачем, она шагнула ему навстречу.
— Прощайте, княжна. Мы не встретимся больше никогда.
«…века. И на месте замка теперь развалины и пустошь.
Это было давно. Так давно, что и не упомнить…»
