Юрий Иванович - Хохочущий Шилимбо
Именно горло и вернуло к действительности. Пить захотелось ужасно. В ход сразу же пошла одна из бутылок с лимонадом. Заодно губы подхватили твёрдый сухарик и рту нашлось более интересное занятие, чем исторгать лишь смех и хохот. А Пётр стал экспериментировать. Опустил руки вниз. Струя так и продолжала бить в ладони строго им перпендикулярно. Руки чуть согнул в локтях. То же самое. Стал ближе подносить к лицу, присматриваясь, откуда берутся монеты. Но так и не понял. В какой-то момент даже показалось, что они вылетают из носа, но дальше продолжать не хотелось.
Затем, сидя в кресло, помаленьку перевернул ладони лодочкой к низу. Эффект оставался прежним. Разве что напор монет перестал давить так внушительно. Чем Пётр сразу же и воспользовался. Улёгся спиной на стол, закинул руки над головой, и заснул с блаженной улыбкой победителя. Тем более что прошлую ночь он так глаз и не смыкал.
Ему снились дальние края, круизные лайнеры и невероятные по роскоши особняки. А почему бы и нет?
Через восемь часов он проснулся бодрый, хоть и немного помятый неудобной позой. Оставляя за собой хвост из сверкающих монет, словно комета Галлея, совершил утренний променад и приступил к завтраку. Затем долго смеялся над очередным фэнтезийным опусом автора, с явно больной и извращенной фантазией. Там по сюжету скрещивали эльфов с гномами и пытались получить новую породу драконов. Потом обед…. Ужин…. Сон…. Хотя спать он своему организму не запрещал в любое время. Наплевав на режим и здоровый образ жизни. Завтрак…. Обед….
Сон…. Ужин… Сон….
Неприятности начались на шестой день. Одна из колбас покрылась белой плесенью, но съесть её было надо в первую очередь. По расчётам. А что такое плесень? Пенициллин! Вот Пётр её и приговорил на завтрак…. А под вечер желудок то и зашалил. Вследствие чего долгое время поток монет ссыпался вниз через другую дырку. Но обнаглевшие в последнее время крысы воспользовались этим моментом продолжительного затишья для массированной атаки на съестные припасы. То ли в подвале засыпались все их основные норы с питанием, то ли выходов больше не осталось, но наглые твари в последнее время подбирались к настилу всё ближе и ближе. Когда Пётр, словно Олень Золотое Копытце прискакал в своё гнёздышко, оттуда сыпануло с десяток серых бестий. Что толку было швырять в них монеты ногами? Часть пищи была безвозвратно утеряна. Да ещё и нечитанную книгу умудрились изгрызть. Хотя обрывки после этого читались ещё с большим азартом и интересом. Да и Хохочущего Шилимбо Пётр упорно старался не слышать.
На седьмой день пришлось зубами перепрятывать оставшуюся пищу, на время непрекращающихся походов в туалет. Желудок хоть и успокаивался, но продолжал беспокоить. Помимо этого всё тело стало невыносимо чесаться. Особенно в местах особо нуждающихся в личной гигиене. У Петра даже возникли некие подозрения на маленьких совсем существ, но если крысы их могли занести на одеяла, то откуда могли взяться ещё меньшие? Ведь по странному стечению обстоятельств за две недели до своего рождения Губанов прошёл очередное обследование и ни с одной женщиной с той поры близко не общался. Несущийся откуда-то из дымоходных стволов смех, усилился.
На восьмой день, когда Пётр полоскал зубной пастой рот, по неосторожности целый рот монет низвергся в миниатюрный умывальник. И тот уже к вечеру засорился намертво. Шилимбо это тоже изрядно повеселило. Перчатки на краях стали протираться и сквозь дыры стали видны покрасневшие участки кожи. Видимо где только монеты по миру не собирали!
На девятый день раздражение тела стало переходить в постоянное жжение. В связи с чем Губанов, додумался пустить воду в умывальнике, усесться на горку монет в раковине, и хоть таким образом провести частичное омовение. В первый раз у него получилось просто превосходно. Во второй – ещё лучше. А вот в третий…. Умывальник рухнул под тяжестью евронесущего тела, и Пётр только чудом не получил тяжёлой травмы. Но вот хлынувший в сторону поток денег неимоверно удачно, сразу и навсегда забил унитаз. Впервые в своей жизни Губанов еле сдерживался, что бы не заплакать от грохочущего хохота осатаневшего от радости Шилимбо. Но затем представил, какой смешной фильм смотрит где-то царь козлоногих, и сам, тут же разразился ответным истерическим смехом.
Первая половина десятого дня прошла в стойких мучениях и борьбой с длительным воспитанием. Но потом Пётр плюнул на условности, вспомнил о несчастной жизни отсталых обитателей своих любимых книжек и выделил для нужд организма один из углов. Но когда увидел, что металлические деньги тут же засыпают дурно пахнущие места, философски решил просто в последствии не брать оттуда ни одной монеты. Мол, мне и так хватит!
Мало того, он стал замечать за собой, что смотрит на евро если не с омерзением и брезгливостью, то уж с полным равнодушием точно. И часто подумывал: «Оно мне надо? Сидел бы себе сейчас с ребятами в нашем любимом месте. Пил бы пиво. Приставал бы к тёлам. И ржал бы до опупения! А сейчас?! Весь в дерьме и презренном металле! Купил меня коварный Шилимбо! Купил!» Руки стали неметь и почти потеряли чувствительность. Возникали обоснованные предположения, что на остаток жизни они так и останутся искривленными и …сложенными.
На десятый день случилось самое страшное и непоправимое: погас свет. В разгар обеда. Пётр долго и бесполезно попытался узреть расширенными глазами электронные часы и запоздало пожалел, что не догадался вставить батарейку. Хотя может это явление временное? Но прошло несколько часов, и стало ясно: свет отключили бесповоротно и до конца света. Но Пётр мечтал лишь об одном: что бы завтра ретивые строители не начали сносить здание.
– Два дня я продержусь! – убеждал он себя вслух. – А уж последние сутки без труда покараулю своё богатство! Жаль, фэнтези читать не смогу. Но…. я ведь помню лучшие перлы дословно! Как там: «она подбрасывала в руках кусок первородного пламени, и трепещущие вампиры белели от страха».
Новых взрыв смеха перекрыл несущийся из дымоходов хохот Шилимбо.
Одиннадцатый день прошёл в странных галлюцинациях. Хорошо хоть ходить далеко не надо было в туалет. Но чувство реальности стало пропадать из мироощущения Губанова.
Последние сутки начались, чуть ли не трагически. Произошло страшное: Пётр плакал и жалел о том, что он родился на этот свет. Вернее: в этот густой и жуткий мрак. Несколько раз он подходил к своей баррикаде с неодолимым желанием вырваться на волю и прекратить этот кошмар. И каждый раз его останавливало лишь одно: ярость на смех Хохочущего Шилимбо. Каждый последний час – казался сутками. Каждая последняя из минут – тянулись вечностью.
